Гребер услышал шаги Зауэра, услышал, как тот поднимается на холм.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
— Ничего. Мне почудился какой-то шум. Но это просто крысы в конюшне, где лежат русские.
Зауэр посмотрел на бугор, под которым были зарыты партизаны.
— Эти хоть в могиле.
— Да, сами себе ее вырыли.
Зауэр сплюнул.
— Собственно, этих бедняг можно понять. Ведь мы разоряем их страну.
Гребер взглянул на него. Ночью человек рассуждает иначе, чем днем, но Зауэр был старый солдат и пронять его было трудно.
— Как это ты додумался? — спросил он. — Оттого, что мы отступаем?
— Конечно. А ты представь себе, вдруг они когда-нибудь сделают то же самое с нами!
Гребер помолчал. «И я не лучше его, — подумал он. — Я тоже все оттягивал и оттягивал, сколько мог».
— Удивительно, как начинаешь понимать других, когда самому подопрет, — сказал он. — А пока тебе хорошо живется, ничего такого и в голову не приходит.
— Конечно, нет. Кто же этого не знает!
— Да. Но гордиться тут нечем.
— Гордиться? Кто думает об этом, когда дело идет о собственной шкуре! — Зауэр смотрел на Гребера с удивлением и досадой, — И вечно вы, образованные, чего-нибудь накрутите. Не мы с тобой эту войну затеяли, не мы за нее в ответе. Мы только выполняем свой долг. А приказ есть приказ. Да или нет?
— Да, — устало согласился Гребер.
3
Залп сразу задохнулся в серой вате необъятного неба. Вороны, сидевшие на стенах, даже не взлетели. Они ответили только карканьем, которое, казалось, было громче, чем выстрелы. Вороны привыкли к более грозному шуму.
Три плащ-палатки наполовину лежали в талой воде. Плащ-палатка, принадлежавшая солдату без лица, была завязана. Рейке лежал посредине. Разбухший сапог с остатками ноги приставили куда следует, но когда мертвецов несли от церкви к могиле, он сбился на сторону и теперь свешивался вниз. Никому не хотелось поправлять его. Казалось, будто Рейке хочет поглубже зарыться в землю.
Они забросали тела комьями мокрой земли. Когда могила была засыпана, осталось еще немного земли. Мюкке взглянул на Мюллера.
— Утрамбовать?
— Что?
— Утрамбовать, господин лейтенант? Могилу. Тогда и остальная войдет, а сверху наложим камней. От лисиц и волков.
— Они сюда не доберутся. Могила достаточно глубока. А кроме того…
Мюллер подумал о том, что лисицам и волкам и без того хватает корма, зачем им разрывать могилы.
— Чепуха, — сказал он, — что это вам пришло в голову?
— Случается.
Мюкке бесстрастно посмотрел на Мюллера. «Еще один безмозглый дурак, — подумал он. — Почему-то всегда производят в офицеры никуда не годных людей, а настоящие парни погибают. Вот как Рейке».
Мюллер покачал головой.
— Из оставшейся земли сделайте могильный холм, — приказал он. — Так лучше будет. И поставьте крест.
— Слушаюсь, господин лейтенант.
Мюллер приказал роте построиться и уйти. Он командовал громче, чем нужно. Ему постоянно казалось, что старые солдаты не принимают его всерьез. Так оно, впрочем, и было.
Зауэр, Иммерман и Гребер накидали из оставшейся земли небольшой холмик.
— Крест не будет держаться, — заметил Зауэр. — Земля слишком рыхлая.
— Конечно.
— И трех дней не простоит.
— А тебе что, Рейке близкий родственник?
— Попридержи язык. Хороший был парень. Что ты понимаешь.
— Ну, ставим крест или нет? — спросил Гребер.
Иммерман обернулся.
— А… наш отпускник. Ему некогда!
— А ты бы не спешил? — спросил Зауэр.
— Мне отпуска не дадут, и ты, навозный жук, это отлично знаешь.
— Ясно, не дадут. Ведь ты, пожалуй, не вернешься.
— А может, и вернусь.
Зауэр сплюнул. Иммерман презрительно засмеялся.
— А может, я даже по своей охоте вернусь.
— Да разве тебя поймешь. Сказать ты все можешь. А кто знает, какие у тебя секреты.
Зауэр поднял крест. Длинный конец был внизу заострен. Он воткнул крест и несколько раз плашмя ударил по нему лопатой. Крест глубоко вошел в землю.