Однако вскоре старший-один успокаивается. На самом деле, все не так уж и плохо. Да, он понес немалые потери, но противник потерял вообще всё! И что он выиграл этими самоубийственными атаками? В лучшем случае ― несколько часов времени. Что бы ни делали филиты, их сопротивление безнадежно и бессмысленно…
Это была последняя попытка организованного сопротивления имперской военной машине со стороны филлинских армий. На огромном пространстве ― от океана на западе до Шестиречья на востоке и от северной тайги до Великой пустыни и гор Великой Южной Стены ― больше никто не мог противостоять мощи и силе Звездной Империи. Война против безнадежно уступающего в техническом плане и не имеющего общего командования противника была выиграна.
Но на всей этой территории, над которой простерлась мрачная тень Империи, продолжали жить люди ― миллионы людей. Они потеряли многих родных и близких, их города, дома, дороги и заводы были разрушены, они исчерпали возможности для вооруженного противостояния, но они еще не были побеждены. Они все еще оставались свободными и НЕПОРАБОЩЕННЫМИ.
Кисо Неллью проснулся от холода. Тщетно пытаясь свернуться в клубок, чтобы сохранить остатки тепла, он ворочался и ворочался, пока его голова не соскользнула с рюкзака, игравшего роль подушки. Соприкосновение щеки с сырыми холодными досками прогнало остаток сна, и Неллью сел, обхватив руками колени и зябко кутаясь в пластиковое полотнище, как в одеяло.
Помогало плохо. Вернее, совсем не помогало. Пронизывающая сырость легко проникала сквозь неприятно влажную одежду, так и не подсохшую за ночь. Неллью с завистью покосился на спящего Ворро. Дрыхнет себе и дрыхнет, невзирая на холод и сырость, словно у себя в постели под одеялом, а не в открытой со всех сторон беседке в лесу.
Неллью с тоской вспомнил уютный гостиничный номер в Чонори. Увы, это было так давно и, кажется, неправда. Они шли в Тарануэс уже семь суток, и чем дальше, тем труднее становилось с ночлегом. Прошлую ночь они, например, провели в вонючем сарае рядом с храпящей скотиной. Сейчас это уже казалось недостижимым блаженством. Запах запахом, но они спали в тепле, под надежной крышей и на мягкой соломе. Вчера же, когда Неллью буквально наткнулся на эту беседку, отойдя с дороги в кустики по нужде, Ворро решил не рисковать, а устраиваться на ночь в ней.
Возможно, Ворро тогда был прав. Уже начинало темнеть, они все никак не могли выйти из леса, а дождь лил и лил, не давая никакой возможности развести костер. Садовая беседка в кустах с не совсем мокрым дощатым полом и почти не протекавшей крышей показалась им тогда спасением. Но еще одна такая ночка, и ревматизм вкупе с воспалением легких можно считать обеспеченным…
И тут Неллью с облегчением вспомнил, что второй такой ночи не будет. Они почти дошли. До Тарануэса осталось меньше двадцати километров – дело одного дня. Дома (он воспринимал аэропорт как дом) можно будет и отоспаться, и отдохнуть по-человечески, и почистить зубы щеткой, а не веточкой и, наконец, как следует вымыться. Странно: холодно вроде бы, а потеешь ничуть не меньше, чем в летнюю жару.
Но и эти километры еще нужно было пройти. Сидеть, закутавшись в негреющее покрывало, было ничуть не теплее, чем лежать, и Неллью встал, чувствуя, как не желает ему повиноваться одеревеневшее тело, и, осторожно переступив через спящего Ворро, вышел из беседки. Дождь перестал, но погода ничуть не улучшилась. Прямо над вершинами деревьев нависали тяжелые темно-серые тучи, а от мокрой земли тянуло промозглой сыростью. Да, костер продолжал оставаться недостижимой мечтой.
Не снимая куртки, Неллью умылся – плеснул в лицо водой из фляжки. Вода показалась жутко холодной, несмотря на то, что он ночью держал фляжку под курткой. Сразу же захотелось есть, и он подтянул к себе рюкзак, по пути зацепив Ворро.
— Который час? — пробурчал Ворро, не отрывая глаз.
Неллью оттянул рукав.
— Без десяти шесть, — виновато сказал он. — Извини, я не хотел тебя будить.
— Ладно уж, — Ворро завозился, выпутываясь из полотнища. — Дома отоспимся.
Он сел, сердито глядя перед собой и протирая заспанные глаза. Пытаясь встать, угодил одной рукой в натекшую с потолка лужу и коротко выругался. Потом пошел прямо в кусты и долго ворочался там, как медведь, не переставая ворчать себе под нос. Когда он вернулся, на ходу застегивая штаны, Неллью уже успел расстелить на полу одно из полотнищ и разложить на нем продукты для завтрака.