Даксель вернулся только через полчаса, и у обоих наверняка это были самые долгие полчаса в жизни. Танки пришельцев, потеряв при форсировании пролива и высадке около дюжины машин, прошли дальше, к Тороканским Воротам, и оставшимся в живых было позволено позаботиться о тех, кто еще не умер.
Было относительно тихо, боль в лодыжке накатывалась и откатывалась волнами, небо понемногу прояснялось, в сплошном облачном слое показались разрывы. И Эргемар не сразу понял, что пришла помощь, не сразу услышал над головой голоса на чужом языке, только почувствовал, как его осторожно приподнимают с земли и укладывают на носилки.
– Мы сделали его, – сказал он по-гордански склонившемуся над ним гранидскому офицеру. – Мы сделали его, я из Горданы, а он – баргандец.
Это сейчас было для него самым важным.
– Хорошо, хорошо, – успокоил его офицер на неплохом баргандском. – Сейчас будет врач.
Взорванный танк сразу повысил интерес к Эргемару с Дакселем. Пока Эргемару фиксировали сломанную ногу, трофей успели осмотреть сразу несколько каких-то высоких чинов. Затем Даксель рассказывал, как это было, Эргемар согласно кивал, а офицер, приведший помощь, был переводчиком. Наконец все угомонилось. Эргемара на носилках понесли куда-то вглубь полигона и, наконец, погрузили в небольшой санитарный автомобиль. Даксель забрался вслед за ним.
– А мы все-таки молодцы, – сказал тогда Эргемар Дакселю. – Надо же, два пиджака грохнули целый танк!
Даксель долго молчал.
– А я вот думаю только о том, как мне было страшно, – сказал он. – И когда ждал твоего выстрела, и до того. Просто чувствуешь себя как оплеванный. Я в жизни так не боялся, а меня считают героем. Ужасно!
– А думаешь, я не боялся? – хмыкнул Эргемар. – Да я в штаны только потому не наложил, что было нечем. А ногу потом как глупо сломал?! Но мы ведь действительно взорвали его, правда?!
– Правда, – сказал Даксель.
Глава 18. Символы перемен
Без сомнения, нужно что-то необычное, чтобы собрать в одном месте одного короля, семь президентов, двух вице-президентов, десять премьер-министров и целый легион их советников, переводчиков и прочего околовластного люда. И уж совсем экстраординарное, если учесть, что все это происходило в официальный выходной день около семи часов утра по местному времени.
Большой Обеденный Зал, занимающий треть первого этажа в Доме Мантериса, был переполнен. Разговоры на двадцати языках, черные фраки дипломатов, белые костюмы официантов, разносивших подносы с завтраками и напитками, разноцветное мельканий погон, эполет, нашивок и орденов на мундирах военных придавали собранию вид какого-то причудливого карнавала. Несмотря на усталость после трех дней заседаний, затягивающихся далеко за полночь, настроение у всех было приподнятое. Еще бы – через несколько минут должна была начаться торжественная церемония подписания двух соглашений, не имеющих аналогов в истории Филлины: о формировании многонациональных сил под единым командованием для борьбы с пришельцами и о создании постоянно действующего Межнационального Консультативного Комитета (сокращенно "Межком") с широкими полномочиями, предназначенного для разрешения глобальных проблем и межнациональных конфликтов.
Это был час триумфа, и Кир Калансис, наконец, позволил себе немного отдохнуть от изматывающей роли хозяина этого многолюдного сборища и председательствующего на многочасовых заседаниях. Пристроившись у стены и постаравшись, как ему казалось, сделаться максимально незаметным, он вел неторопливую беседу с премьер-министром Арахойна – государства, с которым Чинерта граничила на северо-западе.
Беседа шла без переводчика, на чинетском. Архойский премьер, в далеком прошлом армейский офицер, выучил язык за три года пребывания в чинетском плену во время войны и теперь с гордостью демонстрировал свои познания и превосходную память.
Сам факт такой беседы между первыми лицами Чинерты и Арахойна уже можно было рассматривать как некий символ перемен, пока не ясных, но отчетливо ощущаемых всеми участниками конференции. Чинерта и Арахойн всегда были врагами. Ни одна, ни другая страна не забывала, что именно постоянные архойские набеги заставили объединиться разрозненные степные чинетские племена кочевых земледельцев, которые затем разгромили Арахойн, оттеснив архойцев на северо-запад – в болота, леса и тундру, а на отвоеванных землях создали свое королевство.
С тех пор прошло больше семисот лет. Архойцы понемногу прижились на новой родине. Как оказалось, под их болотами плескалось целое море нефти, а в заснеженных горах на севере в изобилии встречались и золотые жилы, и пригодные для разработки месторождения практически всех применяемых в промышленности металлов. Но древнюю обиду время от времени доставали из старых сундуков и пыльных манускриптов, стряхивали с нее пыль, и очередная армия шла воевать Чинерту. Чинеты эту армию благополучно отбивали, между соседями снова воцарялся непрочный мир, а через несколько лет или десятилетий все опять начиналось сначала.
Во время последней войны Арахойн сражался на стороне Барганда и Картагонара, но опять потерпел поражение. На этот раз старая вражда не утихла вместе с боевыми действиями, и даже после подписания мирного договора Арахойн демонстративно ограничил отношения с Чинертой необходимым минимумом.
И тут эта дружеская беседа… Словно и не было тех семи с лишним столетий, когда чинеты и архойцы точили клинки друг против друга…
– …Все-таки скажите, это вы написали преамбулу к Декларации? – хитро улыбаясь, спросил архоец, старательно выговаривая чинетские слова. – Я с удовольствием читал вашу газету, когда вы были ее главным редактором. Я узнаю ваш стиль. Так?
Кир Калансис слегка улыбнулся и молча отпил из чашки с лакином.
– Нет-нет, не поймите это превратно. Просто мне действительно очень понравилось. Особенно тот абзац, который начинается со слов: "Среди нас больше нет врагов, соперников или потенциальных противников…" К сожалению, это слегка теряется при переводе.
Калансис снова улыбнулся.
– Мне всегда хотелось, чтобы Декларация была написана как можно более четким и ярким языком. Она должна запоминаться. Ее должны публиковать, читать, изучать. Как можно больше, как можно чаще. Всякая новая идея нуждается в пропаганде, особенно, такая новая, необычная и радикальная как наша.
– Насчет необычности вы правы. Признаться, еще год, да какой там год, еще месяц назад я и подумать бы не мог, что архойские войска может повести в бой чинетский маршал, а скажем, наш спор с Да-Джаннаем о полосе Арузу будет решаться в столице Солера. Вы чувствуете себя участником исторического события? Я чувствую. И думаю, пройдет совсем немного времени, и нашу Декларацию станут печатать в школьных учебниках, а историки именно с этого документа начнут отсчитывать начало эпохи чинетской гегемонии.
Кир Калансис еле слышно вздохнул.
– Нет, я решительно не понимаю, почему в последние двадцать лет все так упорно прочат нас на место баргандцев. Как официальное лицо, заявляю, Чинерта не собирается и не будет вмешиваться в дела стран Приморья. И она вовсе не претендует на роль какой-то глобальной силы, стоящей над миром. В конце концов, у нас столько территории, нуждающейся в освоении, что нашим потомкам хватит этого занятия еще на пару столетий.
– Нет, здесь вы не правы, – возразил архоец. – За последнее столетие Чинерта стала неотъемлемой частью Приморья. И причем, чертовски большой частью.
– Не стоит преувеличивать наши размеры. Больше половины наших земель приходится на непроходимые леса и тундру, где народу наберется едва столько же, сколько в одном отдельно взятом городе Самодонесе.
– Все равно. Поверьте мне, я занимаюсь политикой больше тридцати лет. А по образованию я историк. То, что мы называем цивилизацией Срединного моря, представляет собой соединение слишком большого числа слишком разнородных элементов. Двадцать государств, около полусотни народов, относящихся к четырем языковым группам, плюс вилкандцы и солерцы, которые вообще ни на кого не похожи. Плюс три из четырех мировых религий, каждая из которых делится еще на несколько течений, не всегда склонных с терпимостью относиться друг к другу. К тому же, с двух сторон мы ограничены океаном, с третьей – пустыней, а с востока нас, извините за выражение, как пробкой затыкает ваша Чинерта. Чтобы поддерживать мир в этом муравейнике, нужен кто-то достаточно сильный, чтобы в нужный момент треснуть кулаком по столу. Вспомните историю. Относительный порядок в Приморье существовал, пока сильны были баргандцы. А до них – Тогродская империя. А еще раньше – Да-Дзаннон. А в смутные времена междуцарствий весь регион погружался в анархию и кровавый хаос.