В первый вечер Луи смеялся вместе с другими. Потом Алонсо стал для затравки рассказывать другую историю – давно всем известную, как мартигалец заявился в Эксе в гостиницу, где не было мест, и ему предложили переночевать в двухспальной кровати рядом с важным постояльцем – негром из Эфиопии. Он попросил разбудить его пораньше на рассвете. Но пока он спал, поваренок размалевал ему лицо коричневой краской. И вот утром его будят, он вскакивает с кровати, подходит к зеркалу и говорит: «Что за идиоты, вместо меня разбудили негра!» – и снова улегся спать.
Алонсо сам первый разражается смехом и приступает к рассказу про рыбу. А покончив и с этой историей, спрашивает:
– Ну, что ты об этом думаешь, Луи? Верно, всегда отыщется дурачок, который не поленится сходить поглазеть.
Театр теней утомляет Луи. Он по-всякому крутит пальцами, стараясь, чтобы на стенке получилась тень, похожая на женскую фигуру, но тщетно. У него не выходит ни фигура Мари, ни статуя. У него не выходит ничего, кроме собачьих голов, крокодиловых морд, заячьих ушей, слоновьих хоботов.
Луи подходит к окну. Игра перекинулась теперь и на то, что снаружи. Подающие воду шланги пляшут перед дверями. Краны острыми клювами прокалывают открытые глаза фасадов. Челюсти экскаваторов жуют деревья в парке. Отбойные молотки бурят кратеры. На бетономешалках вырастают верблюжьи горбы. Балки лесов блестят, словно змеи. Шоссе, по которому, обгоняя друг друга, мчатся машины, кажется золотым галуном.
Тень Луи в просвете окна – точно пламя. Она колеблется, раздувается, гаснет.
Она мечется и прыгает по фасаду при свете луны.
Клювы подъемных кранов застывают на месте, челюсти экскаваторов смыкаются, словно хотят вцепиться в эту непомерно разросшуюся тень. Балки-змеи поднимают головы – они тоже готовы перейти в наступление. Луи пятится, ушибает спину – как раз больное место.
Луна исчезла за облаком. Тьма поглощает стройку: Луи слышатся какие-то несуразные звуки: плохо приклепанное железо плачет как ребенок, капли воды из незакрытого крана стучат, как подковы по асфальту, ночные насекомые трещат крылышками, ветер гудит в лесах.
Луи замирает на месте – недостроенное здание, в котором нет ни дверей, ни рам, ни крыши, держит его взаперти. Он застрял тут, как муха в паутине. Уже много дней подряд его мучит то одно, то другое. Товарищи по работе, Алонсо, Рене смотрят на него с жалостью. Вчера Рене вызвался загасить для него известь. За ним приглядывают, как за ребенком или больным.
Он обретает покой, только когда смотрит на мертвую статую: жизнь останавливает свой бег.
Он какой-то сонный, а уснуть не может. Ему бы хотелось обнять Мари, но едва он приближается к ней, ему уже чудится, что он вот-вот рассыплется.
Луи опять подходит к окну. Он стоит на четвертом этаже. Земля притягивает его, манит, зовет…
Он отступает, натыкается на ведро; ведро с грохотом катится по полу. Вода намочила брючину, залила ноги. Он снимает рабочие штаны, куртку, переодевается. Привычные жесты возвращают его к действительности.
Из-за облаков снова выплывает луна. Она освещает бар у ворот стройки. Луи толкает перед собой мотороллер. Анжелина закрывает ставни. Он подходит к девушке.
– Анжелина!
– Кто тут?
– Это я, Анжелина.
– Ах это вы, мосье Луи.
Она возникает в дверях. Луи приближается к ней вплотную.
– Я закрываю, мосье Луи, уже никого нет. Хотите что-нибудь выпить?
– Нет.
– Тогда до свиданья.
– Ты что-то больно торопишься.
– Время уже позднее. Вы один остались на стройке?
– Пойдем со мной, Анжелина.
– Да что с вами, мосье Луи?
Он нашел способ выйти из мрака, найти ответ на вопрос, неотвязно преследующий его последние дни, способ навсегда покончить со всеми сомнениями. Он уволочет Анжелину к статуе на поляне.
– Пойдем, я дам тебе все, что захочешь.
Только бы она не стала ломаться. Женщины любят поднимать шум по пустякам. Он обнимает Анжелину, пытается ее увлечь.
– Отпустите меня, мосье Луи, сегодня я не хочу.
– Пойдем.
Он тащит ее за собой. Она отталкивает его, увертывается. Он останавливается, собирается с силами. Пытается поднять ее.
– Вот псих!
– Сколько ты хочешь? Пять, десять тысяч?
– Отпустите меня. Мне с вами страшно.
Луи чувствует, как к нему возвращается вся его энергия. Если Анжелина с ним не пойдет, он возьмет ее силой, тут же у дверей бара. Эта потаскуха еще вздумала ему отказывать! Ничего, он ее крепко держит.
– Шлюха!
Анжелина укусила его, воспользовалась моментом, когда Луи ослабил хватку, бросилась к двери и схватила рукоятку для спуска жалюзи.
– Не подходите!
Луи в нерешительности. По дороге кто-то идет, он невольно оглядывается. Это какой-то мужчина.
– Ты, Пьеро? – кричит Анжелина.
– Да, я. Ты еще не закрыла?
– Закрываю.
Жалюзи медленно опускаются. Анжелина подходит к мужчине, тот обнимает ее за талию.
– До свиданья, мосье Луи. Приходите еще.
Луи провожает парочку глазами. Его вытянутая тень лежит на шоссе.
Луна провожает Луи по изрытой, пересекающей стройку дороге, которая сменяется нехоженой тропкой, ведущей на небольшую поляну. Статуя лежит среди сорных трав, из-под которых видны только грудь и плечо – они белеют во тьме. Статуя спит.
Луи так и не удалось ее оживить. Отлитая из гипса и однажды уже зарытая в землю мужчинами, она вновь вернулась к своей судьбе; это лишь наметка живой женщины. А скоро бульдозер выкорчует в парке последние деревья, чтобы выровнять грунт для новостроек, и статую швырнут на грузовик вместе с разными обломками и прочим строительным мусором, который ежемесячно вывозят к берегам залива на свалку.
Пройдет немного времени, и на месте бывшего имения, где по вечерам в сырой траве квакали жабы, вырастут новые дома, из окон будут разноситься детский плач, девичье пенье, семейные ссоры и накладывающиеся друг на друга звуки радиоприемников и телевизоров.
Махнув на прощанье статуе рукой, Луи садится на мотороллер и уезжает на предельной скорости. Он мчится, испытывая животную радость, едва не задевает машину, которая летит на него с зажженными фарами, слышит скрежет шин по гравию, чувствует, как ветер хлещет его по лицу. Дорога извивается как женское тело – он раздавил его колесами.
Гостиная освещена торшером. Войдя в дом и не сразу увидев Мари, Луи было подумал, что она лежит на диване, как все последние вечера. По пути на кухню он включает в комнате верхний свет.
Мари сидит в кресле. Когда он вошел, она не пошевелилась. На проигрывателе вхолостую вращается пластинка.
– Что ты тут делаешь?
– Ничего, как видишь… Собираюсь ложиться спать.
– Ты не смотрела телевизор? А где ребята?
– Спят. Ты приходишь домой все позднее и позднее.
– Ты меня ждала?
– Нет. Я размышляла.
– О чем?
– О многих невеселых вещах.
– Теперь я буду приходить раньше. С Роньяком покончено. Мы взяли расчет.
– Опять?
Он рассказывает об их споре с хозяином и о том, какое решение приняла бригада.
– Мы будем строить стандартные дома в Мартиге. На отличных условиях.
– Тем лучше… Только знаешь, мой бедный Луи, вот уже несколько лет, несмотря на разные перемены, все остается по-прежнему. Так что… Пойду-ка я спать.
– Какую это пластинку ты слушаешь последнее время?