– И что же хочет сказать им Оонк? – спросил Реэрн.
– Им предложат на выбор: или добровольное подчинение нам и власть над половиной планеты или война.
– Заманчиво… на первый взгляд. Но зачем это нужно нам?
– У нас просто не хватит сил на все сразу. Вы же знаете, в кронтэйской операции участвовало четыре из пяти тогдашних флотов, три четверти гвардии, и вся операция потребовала не один месяц. А у нас что? Всего два флота. Вскоре, правда, присоединится еще и шестой, но все равно – это ничтожно мало. И для оккупации нужна армия, а не наша полностью автоматизированная боевая техника. Но Филлина втрое дальше, чем Кронтэа, нам просто не собрать здесь все нужные силы, их невозможно будет снабжать. Поэтому настоящее завоевание, как я понимаю, будет постепенным и займет, наверное, несколько лет. Наша задача сейчас – разрушить экономику Филлины, разбить войска филитов, нарушить управление и связь. Но даже для этого нам нужна концентрация сил. И мы попробуем купить правителей. Условия для них будут довольно выгодными: всего-навсего признать верховную власть Императора, снабжать нас сырьем и продовольствием, допустить в правительство наших наблюдателей, и за это – власть, могущество, наша поддержка, почти полная свобода действий на той территории, которую мы им отдаем. Кто-то может и откликнуться.
– А если оба государства сразу или никто?
– Если оба сразу, тогда просто. В обращении будет сказано, что предпочтение получит тот, кто первым даст положительный ответ. Так оно и будет. Вот если никто… Тут сложнее. С рабочей силой – а нам ее понадобится немало уже на первых порах – как-то выкрутимся за счет пленных, собственно, для этого наша техника и приспособлена. Но нам будут нужны еще материалы и поставки продовольствия. Вот это уже проблема. До нашей ближайшей колонии – Тэкэрэо – почти пятнадцать стандартных световых лет, да она и себя еле обеспечивает, куда уж нас. Даже не знаю, как будет тогда, наверно, все же поставки из других колоний. И уж конечно, нам тогда понадобятся подкрепления. И война пойдет не "прилетели – постреляли", а всерьез. Впрочем, по правде говоря, такой вариант наших военачальников устраивает больше всего.
– Но если это вызовет такие трудности, тогда почему?
– А, Реэрн, это же такая интересная игра, особенно когда ты заведомо сильнее противника. Такое удовольствие хочется затянуть подольше.
– Ясно. А что дальше будет с теми странами, которые без борьбы покорятся нам?
– Со временем придет и их черед. Правда, все будет делаться поэтапно, но все равно вскоре там будет установлен режим примерно того же типа, что и в Кронтэе. Ну, вы знаете, местная администрация под нашим контролем и управлением, обязательные поставки продовольствия и рабочей силы и все прочее. Кронтам, в общем, стоит дать передышку – их число и так сокращается с каждым годом. Ну и, конечно, филиты получат те же права, что и кронты.
– А фактически, полное отсутствие каких-либо прав, полная беззащитность перед нашими чиновниками, принудительная вербовка, запрет на владение землей и любым недвижимым имуществом даже на своей планете, карательные экспедиции по всякому поводу и без повода с расстрелом всех встречных и каждого пятого в придачу! И затем – неизбежное оскудение и вымирание!
– Вы правы, – согласился генерал. – В конечном итоге их ждет именно эта участь. Что поделать, наш мир – довольно жестокая штука.
– Да, не хотел бы я быть на месте этих правителей, – тихо, словно рассуждая вслух, проговорил Реэрн. – Какой ужасный выбор: смерть в бою или добровольное рабство. Я даже не знаю, что лучше.
– Честно говоря, я тоже. Но учтите, Реэрн, правители ведь не будут знать, что им придется сделать именно такой выбор.
Глава 7. Всего лишь надежда
Дождь разошелся вовсю. Он монотонно стучал в оконное стекло, барабанил по подоконнику, брызгал через открытую форточку и все лил и лил на поникшие деревья, начавшую желтеть листву и все еще зеленую траву лужайки перед Домом Мантериса – небольшим трехэтажным особняком, игравшим в Чинерте роль президентской резиденции.
Дождь принес с собой похолодание, возвестившее, что осень окончательно вступила в свои права, но в небольшой гостиной на втором этаже было тепло и уютно. Невидимое за тучами солнце уже зашло, за окном стемнело, и стеклянные подвески люстры бросали яркие блики на висящий над камином портрет первого президента Чинерты Корка Мантериса, на стоящие в углу старинные кабинетные часы и на крытый простой скатертью стол – небольшой, но вполне достаточный, чтобы за ним с удобством разместились девять человек во главе с хозяином.
У президентов редко выдаются свободные дни, но этот вечер ему все же удалось выделить, чтобы встретиться со своими старыми друзьями. Федеральному президенту Киру Калансису недавно исполнилось пятьдесят шесть лет. Это был крепкий, широкоплечий, уже начавший лысеть мужчина с выразительным приветливым лицом, зигзагообразным шрамом над левой бровью и яркими голубыми глазами. Фигуру президента трудно было назвать спортивной, хотя в последнее время он здорово похудел. Друзья в шутку говорили, что его с непривычки иссушает политическая борьба.
Действительно, Кир Калансис не был профессиональным политиком, и поворот судьбы, приведшей его в президентское кресло, был, возможно, неожиданным и для него самого.
Впрочем, в жизни Кира Калансиса хватало крутых поворотов, можно сказать, это было семейной традицией. Все началось более полувека назад. Самому Киру в ту пору не исполнилось еще и пяти лет, но впоследствии он очень ясно представлял себе, какой переполох поднялся в высшем обществе Фраувенга, второго по величине города Зеллиды и ее крупнейшего порта на Срединном море, когда всеми уважаемый Соррас Калансис, отпрыск богатого и известного рода купцов и промышленников, вдруг забросил свои дела, приносящие ему миллионные доходы, чтобы, к ужасу всех родных и друзей, броситься в дебри политики, не без оснований считавшейся в чинетском королевстве того времени делом неприбыльным, ненадежным и небезопасным.
Возможно, здравомыслящий Соррас Калансис не смог выдержать в тогдашней атмосфере торжествующего в стране абсурда. Его как многих в те годы, увлекла деятельность национально-освободительного движения Зеллиды, буквально вытолкнутого на поверхность беспардонно-шовинистической политикой правящей камарильи, напрочь забывшей, что правит многонациональной страной, и с заслуживающим лучшего применения упорством, если не сказать тупым упрямством, отвергавшей все возможные компромиссы и уверенно ведущей страну к катастрофе.
Националисты не отягощали себя сложной программой, но их единственный лозунг независимой зеллийской республики давал возможность каждому вложить в него свое содержание, а отважное противостояние ненавистному правительству умножало ряды сторонников. Так или иначе, но Соррас Калансис сменил фрак завсегдатая аристократических салонов на рабочую фуфайку, выступал на митингах, доставал материалы для печатания листовок и прокламаций, оборудовал у себя в подвале подпольную типографию, как-то незаметно для себя стал одним из признанных лидеров оппозиции во Фраувенге и, наконец, был избран в зеллийский сенат, многие десятилетия считавшийся только данью традиции и не принимавший никакого участия в управлении.
Однако новый сенат, подавляющее большинство в котором завоевали националисты, смело бросил вызов как традициям, так и центральному правительству в столичном городе Галане. Опираясь на старинные вольности и уложения, он на первом же заседании объявил Зеллиду независимой республикой и себя – высшим органом этой республики, а затем, опираясь на подчинившуюся ему национальную гвардию, сместил чинетского губернатора и установил свою власть уже де-факто. Тогда правительство Чинерты, ранее проспавшее выборы в Зеллиде, объявило сенат мятежным и бросило на Зеллиду королевскую армию. Началась гражданская война.
Первое время Соррас Калансис не особенно отличался от всех остальных депутатов. Вместе со всеми он проголосовал за независимость, что, исходя из тогдашней ситуации, неминуемо означало войну; вместе со всеми он избрал президентом Зеллиды вождя крайних радикалов Хорема Гарта; вместе со всеми он согласился сначала с исключением из сената, а затем и арестом шести депутатов, проголосовавших против провозглашения независимости; вместе со всеми он, скрепя сердце, отдал свой голос за принятие чрезвычайных законов военного времени и вместе со всеми принял требования президента Гарта о предоставлении ему на время войны диктаторских полномочий.