Гранидская установка для запуска противотанковых реактивных снарядов выглядела не менее массивной и неуклюжей, чем танки, для борьбы с которыми она предназначалась. Ее конструкторы просто взяли 150-милиметровый фугасный снаряд, снабдили его оперением и мощным ракетным ускорителем и поставили на рельсу-направляющую. Дальность у этой системы составляла несколько километров, но стрелять имело смысл не более чем на стометровую дистанцию, иначе рассеивание становилось просто запредельным. Требовала она для стрельбы двух человек, с трудом перемещавших эту бандуру по полю боя, плюс еще двое подносчиков, на руках перекатывающих тележку с двумя шестидесятикилограммовыми ракетами. Впрочем, как вполне серьезно считал Собеско, сделать больше одного выстрела из этой установки было бы большой удачей.
Все эти недостатки, правда, искупались тем, что снаряд в случае попадания в цель запросто проламывал лобовую броню картагонарских супертяжей, а прочие танки разрывал буквально в клочья. И когда танки пришельцев, которые не брало почти что никакое оружие, привели штабы всех уровней в состояние тихой паники, кто-то вспомнил об этих так ни разу не применявшихся в бою установках, до сих пор где-то валявшихся в глухих углах заброшенных складов.
Говорили, что одну такую установку возили в Шуан, дабы испытать на выгоревшем изнутри остове танка пришельцев. Так это было или не так – неизвестно, а результаты испытаний напрямую зависели от фантазии рассказчика. Но, судя по той скорости, с которой эти музейные экспонаты, прозванные кем-то мухобойками, каковое название немедленно прижилось, были извлечены с богом забытых складов, что-то в этом, бесспорно, было…
"Так или иначе, – мрачно подумал Собеско, – меньше чем через час все станет ясно. Если, конечно, пришельцы дадут испытать мухобойки на своих машинах, а не примитивно раздолбают все с воздуха".
Бывший военный летчик, Собеско чувствовал себя в роли пехотинца крайне неуютно. Не помогала даже мысль о том, что более надежного укрытия, чем их дот – броневой колпак под полутораметровым перекрытием фортификационного железобетона – пожалуй, и не найти.
Этот дот, снаружи выглядевший как обычный пригорок, поросший пыльным бурьяном и пышно звавшийся семнадцатым фортом второй линии, был частью довоенного картагонарского укрепрайона. Строить картагонарцы умели. Под землей здесь скрывался целый многоярусный город со своими складами, электростанциями, казармами и госпиталями. На земле – имел место грандиозный фортификационный ансамбль из нескольких линий мощнейших укреплений, способных устоять даже под массированными бомбардировками.
Прорывать эту полосу обороны никто и не пытался. Полуостров Тороко взяли десантники и морпехи, а картагонарский гарнизон, засевший под землей, благополучно просидел в окружении до самой капитуляции. После войны срывать укрепления не стали – хватало и иных забот – и за два десятилетия они пришли в совершенное запустение. Часть нижних этажей была затоплена, кое-где еще можно было нарваться на мину, а для местного населения укрепления поставляли сюжеты для многочисленных слухов и легенд – от бродячих призраков до скрывающихся в подземельях шапарирских фанатиков, считающих гранидскую армию нечестивым воинством бога тьмы Хыгураша и все еще ждущих прихода своих.
За четверо проведенных здесь суток Собеско не видел ни призраков, ни фанатиков-шапарирцев, ни иных необъяснимых явлений, но ход в нижние помещения был, тем не менее, закрыт тяжелой стальной дверью, заходить за которую очень не рекомендовалось. К тому же, вместо положенного по штату семитысячного гарнизона укрепления в настоящий момент занимали всего несколько сотен добровольцев, уже прозванных каким-то идиотом из управления пропаганды Отдельным полком Стражей. Несколько сотен почти смертников, оказавшихся здесь самыми разными и причудливыми путями.
В доте, называемом семнадцатым фортом второй линии, находились шестеро Стражей или, как мрачно шутил Собеско, неожиданно оказавшийся старшим в этой группе, шесть придатков к трем мухобойкам.
Совсем рядом с Собеско, прислонившись к стене, сидя дремал его напарник или, говоря по-армейски, первый номер, лейтенант в отставке Эстин Млиско, высокий черноволосый худощавый человек лет тридцати пяти – сорока с таким же, как у Собеско, въевшимся в кожу тропическим загаром и узким, немного впалым, но в целом, ничем не примечательным лицом.
Примечательной у Млиско была биография. Будучи на несколько лет старше Собеско, он шестнадцатилетним парнишкой сбежал на фронт. Цепь невероятных случайностей привела его в отряд коммандос, где он успешно провоевал всю войну, вышел живым из десятка опаснейших передряг, заслужил почетное прозвище Счастливчик Стин и, в конце концов, стал, наверное, одним из самых молодых офицеров в гранидской армии.
Демобилизованный после войны девятнадцатилетний лейтенант, подобно многим другим фронтовикам, не смог найти себе подходящего места на гражданке. Пробовал поступить в полицию, но не ужился там с начальством и многочисленными инструкциями и предписаниями. Затем чуть было не примкнул к ганглоанцам-террористам, но религиозные фанатики вызвали у него не меньшее отвращение, и дело закончилось нешуточным побоищем.
Поставленный перед необходимостью срочно покинуть страну, Млиско повернул свои стопы на юго-восток, к Круглому океану, где всякий, не боящийся риска и умеющий обращаться с оружием, мог легко найти себе занятие по душе в многочисленных королевствах, княжествах и вольных городах. Нашел себе там место и Млиско, после многочисленных приключений осевший в каком-то средневековом микрогосударстве в ранге капитана дворцовой охраны. Там его каким-то образом и нашло письмо от сестры, которой он с оказиями изредка отправлял весточки о себе.
Известие о тяжелой болезни матери огорчило Млиско, но не до такой степени, чтобы бросить все и возвращаться в Граниду. Но тут, в силу некоторых обстоятельств, ему пришлось спешно расстаться как со своим постом, так и с приютившей его страной, и снова осваивать ремесло солдата удачи. Немного поразмыслив, благо бежал он не с пустыми руками, Млиско решил сделать паузу и на время отправиться домой, тем более, что все сроки давности уже истекли.
Мать за это время назло врачам раздумала умирать, прочее семейство встретило непутевого героя с восторгом, и Млиско решил никуда больше не уезжать. Осмотревшись, он вошел со своим капиталом в крупную охранную фирму, начала наклевываться женитьба, но… Но тут появились пришельцы, мимо которых Млиско, по своей живости характера, пройти никак не мог.
Более надежного напарника трудно было себе представить, хотя Собеско, по-настоящему никогда не нюхавший пороха, да еще и летчик, чувствовал себя весьма неудобно, оказавшись командиром над Млиско с его громадным боевым опытом. И уж конечно, завидовал Собеско стальным нервам напарника, спокойно дремлющего или делающего вид, что дремлет, прямо перед боем.
Встретившись взглядом с сидящим напротив Мзупси, первым номером второго расчета, Собеско улыбнулся, кивнув в сторону Млиско, но не дождался никакой ответной реакции.
Еще неделю назад интендант-майор Мзупси имел все основания быть полностью довольным жизнью – любящий сын, счастливый муж и отец, начальник продовольственного склада на крупной авиационной базе в полусотне километров к югу от гранидской столицы города Шилги. Всего этого он лишился в один час – когда бомбы и ракеты пришельцев стерли базу с лица земли, оставив в живых самого интендант-майора, но не пощадив ни склада, ни офицерского городка.
Сейчас это был сломленный человек с мертвым взглядом, живущий только ради надежды на мщение. Эта страсть овладела им полностью, не оставив места ни для чего иного, но она же словно соединила Мзупси с его оружием, заставив майора научиться перезаряжать неповоротливую и неуклюжую мухобойку так быстро, словно это был легкий пехотный гранатомет, и попадать из нее в цель как из снайперской винтовки.
И сейчас интендант-майор нежно баюкал на руках тяжелый снаряд, не обращая внимания ни на что вокруг, включая и своего второго номера рядового Лакни.
У Лакни, плечистого рослого парня лет двадцати, были большие, привычные к работе руки и широкое крестьянское лицо. Да и сам он был крестьянином – младшим сыном в большой семье, подавшимся на заработки в город.