В городе Лакни по какой-то несчастливой случайности оказался в банде, совершившей несколько дерзких ограблений и с десяток убийств. Всех их взяли прошлой осенью. Большая часть бандитов была казнена, а Лакни, исполнявший роль мелкой шестерки, отделался десятью годами тюрьмы. Заключение он переносил очень тяжело, дважды пытался покончить с собой, и когда появились пришельцы, пожалевший его надзиратель посоветовал ему написать прошение об искуплении вины кровью. Прошение удовлетворили, и Лакни появился среди Стражей – старательный, услужливый, немного заторможенный, и никак не в состоянии поверить, что после боя его отпустят домой.
Пришельцев Лакни не боялся, поскольку ничего о них не знал и не пытался узнать. В данный момент он наслаждался жизнью, аппетитно поглощая кусок дорогой копченой колбасы с белым хлебом – кормили Стражей как на убой в полном смысле этого слова.
Глядя на третью пару, Собеско никак не мог преодолеть чувства досады и сожаления. Пири Шанви и Клюм Эванг – неразлучные друзья с одного двора, одной школьной скамьи – девятнадцатилетние солдатики-призывники; Эванг – добродушный увалень с фигурой штангиста, ростом под два метра и силой не уступающий Собеско, и Шанви – маленький живчик с неистощимой фантазией, способный пролезть куда угодно и достать все что угодно и в любом месте.
Естественно, Шанви был ведущим в этой паре и, конечно, именно ему пришла в голову блестящая идея о занимательном военном приключении. Четыре дня назад, увидев рядом с собой этих пацанов, Собеско не поленился сбегать к начальнику сектора и затем со страшными матюгами погнал Шанви и Эванга обратно в их тихую пехотную часть, где им оставалось дослуживать еще по году. Однако проныру Шанви так легко было не остановить, и уже на следующий день эта парочка вернулась в семнадцатый форт вместе с грозным окриком самого командующего Стражами "не препятствовать двум юным воинам в исполнении патриотического долга". Собеско тогда переглянулся с Млиско, много повидавший Млиско пожал плечами, и Шанви с Эвангом благополучно водворились на прежнее место.
Шанви при этом оказался очень полезным кадром – он, например, притащил в отведенный им для ночлега бункер целую дюжину довольно удобных и, главное, сухих матрасов, доставал где-то деликатесы, не входящие даже в усиленный паек Стражей, и, как подозревал Собеско, уже побывал в запретных нижних уровнях – иначе откуда бы мог появиться у Шанви картагонарский офицерский бинокль в слегка заплесневелом кожаном футляре.
Сейчас все внимание ребят занимал именно этот бинокль, хотя, как с одобрением заметил Собеско, их мухобойка, уже готовая к стрельбе, была аккуратно прислонена к ближайшей амбразуре.
Сидящий рядом Млиско открыл глаза и громко сглотнул слюну, глядя на жующего Лакни. Протянув руку, он молча оторвал от краюхи хлеба солидный шмат и отрезал своим отточенным до невероятной остроты ножом кусок от батона колбасы, услужливо протянутого ему Лакни. Пример оказался заразительным, и через минуту все, кроме сидящего в прострации Мзупси, увлеченно жевали, почти не чувствуя вкуса. За этим занятием их и застал негромкий вой далекой сирены.
– Вот они, – со вздохом сказал Собеско, не спеша вставая на ноги.
Сердце вдруг заколотилось часто-часто, но взглянув на Шанви, явно ожидающего от него чего-то торжественного, Собеско облегченно улыбнулся.
– К бою, парень. Встретим, значит, врага грудью.
Насчет последнего Собеско преувеличивал. Картагонарцы, возводя укрепления, рассчитывали, что враг появится со стороны Ворот, а не из их собственного тыла, так что встречать врага грудью Стражам было затруднительно. Зато они могли поражать его во фланг и тыл.
В тесном отсеке дистанционного управления не нужны ни сирены, ни звонки, ни колокола громкого боя. В наушниках шлемов шелестит короткая команда – и танки сбавляют скорость, перестраиваясь из походной колонны в боевой веер, давя заборы, сады и домики некстати подвернувшегося поселка. Из одного такого домика, чуть ли не из-под гусениц танка, выскакивает женщина в платке и опрометью кидается к какому-то погребу. Тьма с ней, не до нее сейчас: спасется – ее счастье.
Двумя палубами выше отсека дистанционного управления, в боевой рубке, командир задумчиво смотрит на услужливо нарисованную компьютером карту. Вот оно, его поле боя. Точнее, не совсем поле. А еще точнее – совсем не поле, а весьма пересеченная местность. Бугры, похожие на курганы и прямоугольные насыпи, оплывшие и напоминающие пригорки. Ряды зигзагообразных траншей, глубоких как овраги, и овраги, узкие и отвесные как траншеи. Желто-ржавый суглинок, покрытый, как щетиной, цепким кустарником, корявые деревца с разбросанными в стороны кривыми ветками и корнями, похожие на карте на миниатюрных паучков, и изжелта-зеленые неровные кольца осоки вокруг мутных луж во впадинах. И узкий шрам выемки с лежащими рядом автострадой и ниткой железнодорожного пути.
Вся местность ощутимо понижалась слева направо – от лабиринта изломанных скал, серых с прожилками черно-белого кварца и зеленоватым налетом лишайника и камнеломки, до пунктирной линии кромки тридцатиметрового обрыва, нависшего над узкой полосой глинистого пляжа. Понижалась она и к северу, где бугры и впадины внезапно сглаживались, а обрыв сначала подходил все ближе и ближе к скалам, а затем круто поворачивал почти под прямым углом и, прямой как по линейке, исчезал где-то за краем карты. Еще дальше к северу, за Тороканскими Воротами, суглинок пропадал под слоем почвы, скалы превращались в крутые холмы, одетые лесом, а равнину перечеркивали несколько широких дуг траншей и насыпей, преграждавших дорогу в привольную лесостепь.
Слов нет, филиты хорошо подготовились к встрече. Вон там, в скалах, видны артиллерийские позиции, замаскированные, конечно, но замаскированные по местным стандартам. Вон те траншеи, за Воротами, буквально забиты металлом, а в той роще прячется, вернее, это им кажется, что прячется, большая группа танков – так и светят в инфракрасном диапазоне. И еще детекторы показывают обширные подземные пустоты и следы металла перед Воротами, прямо под теми насыпями и буграми. Вообще-то, ни спутники, ни беспилотники-наблюдатели не отмечали там никаких признаков деятельности, но обострившаяся интуиция упорно указывает и указывает на это кажущееся безжизненным суглинистое неудобье.
Целую минуту командир напряженно размышляет. Может, задержать танки, дождаться "Молний", пока еще сопровождающих транспортную колонну к кораблю, и предварительно обработать подозрительную местность бомбами и ракетами? Но нет, зачем терять время? И что на этой планете в состоянии остановить бронированный кулак из тридцати восьми "Громовержцев" и пятидесяти пяти "Охотников"? Нет такой силы. И вряд ли будет. А на крайний случай, хватит оставшихся в наличии беспилотников и двух девяток "Молний", благо авиации противника не видно пока и не слышно что-то…
И танки идут вперед, не маскируясь и даже не скрываясь. А зачем им скрываться? Силе не надо прятаться. Все равно, исход известен.
Командующего обороной Ворот маршала Моностиу охватывает чувство, похожее на дежа-вю. Ведь это уже было, было когда-то давно, больше двадцати лет назад, когда на Ворота так же надвигались ряды вражеских танков, а за ними, одна за другой, ползли редкие цепи картагонарской пехоты.
И его командный пункт – все тот же подземный, вернее, подскальный бункер. Телефоны, штабные офицеры, планшеты из плексигласа… и ряды перископов, из-за чего зал напоминает командный отсек подводной лодки. Адъютант прибегает с очередным донесением, но маршал, молча отстранив его, приникает к массивному наглазнику. Карты сданы, все остальное уже не имеет значения. Этот бой будет скоротечен, опыт трехлетнего противостояния в Воротах в нем почти бесполезен, импровизации неизбежны, да и видеть приближающегося противника, согласитесь, совершенно необходимо. И заставляет работать не только память, но и мысль.
Он до самого конца не верил, что пришельцы пойдут через Ворота. Ловушка была слишком очевидна; чтобы это понять, не надо было быть великим стратегом, хватило бы и одного взгляда на карту. Но они решились. Решились, зная, что для них подготовлена западня, и зная, что если их не удастся остановить здесь и сейчас, при самых благоприятных условиях, какие они могли предоставить защитникам, их уже не удастся остановить никогда и нигде…