Дурдукеу вначале показался просто очаровательным. Билон прибыл в город ранней весной, когда летняя удушливая жара еще не наступила, погода была приятной, а вся столица радостно бурлила в ожидании праздничной церемонии.
Билону нравилось здесь все. И старинные трех-четырехэтажные дома с резными тяжелыми дверьми и узкими окнами с декоративными решетками. И кривые улочки с многочисленными лавками, жаровнями, ремесленными мастерскими, где лучшие образцы выставлялись прямо на пороге. И сами зермандцы – высокие смуглолицые люди в разноцветных одеждах с обязательным коротким мечом на поясе. И необычайно красивые зермандские девушки, с гордо поднятыми головами идущие через вежливо расступающуюся перед ними толпу. И шумные базары, и старые мосты через Шекшуу – широкую реку, катящую свои воды со склонов Экваториальных гор, и возле Дурдукеу поворачивающую к юго-западу, чтобы каскадом величественных водопадов спуститься с плато на влажную и плодородную равнину у берега океана. Понравилось Билону и довольно гармоничное сочетание древнего и современного – аэропорт посреди саванны и конная стража с пиками и арбалетами у королевского самолета – пассажирского лайнера современной модели, разрисованного оскаленными мордами драконов и песчаных волков; традиционные очертания королевского дворца и рядом модернистское здание отеля и четкие обводы монумента независимости; обшарпанные парусные суденышки на реке и белоснежный королевский катер у специальной пристани.
Если город очаровал Билона, то коронация просто ошеломила. Ревели медные, трехметровой длины трубы, опирающиеся на специальные подставки, гремели нестерпимо сверкавшие литавры, мерно гудели громадные, почти в рост человека, барабаны. Клонящееся к закату солнце отражалось на лезвиях алебард королевских гвардейцев в красных с золотом мундирах. Стоя на отделанной серебром трибуне для почетных гостей, Билон не отрываясь смотрел, как идеально ровными рядами проходят перед королем, выкрикивая хором приветствия, знатнейшие роды Зерманда, каждый род в одинаковых роскошных праздничных одеждах фамильных цветов; как одна за другой идут гильдии ремесленников, а старейшины гильдий преподносят в дар королю образцы своего мастерства и, получив в ответ массивную медаль на серебряной цепи, пятясь, возвращаются на свои места; как, по обычаю сложив свои мечи на землю перед помостом, где сидит король, главы всех родов подходят к монарху принести торжественную присягу на верность; как мимо трибун проходит зермандская армия, и сияют на всю площадь доспехи королевских арбалетчиков.
После, когда солнце зашло и наступила ночь, начался пир. В покоях дворца и в его внутреннем дворике, освещенном факелами и красными отблесками огромных печей, праздновало свыше двух с половиной тысяч человек.
Дворец был просто великолепен. Он был неописуемо роскошен – со своими золотыми украшениями, старинными вазами и статуями, стенными панно из цветного камня и паркетом из драгоценных пород дерева. Здесь тоже причудливо сочетались старое и новое. Электрические лампы, заливавшие дворец своим светом, были спрятаны внутри старинных светильников, на столах рядом с потемневшей от времени серебряной посудой и сделанными из рогов кубками стояли изящные хрустальные бокалы, только что изготовленные на горданских фабриках; ручной работы ковры неплохо уживались с новыми шелковыми драпировками, а почтенного возраста шкафчики и лавки – с роскошной мягкой мебелью. Такое же сочетание было и в тронном зале, где над игравшим роль трона резным креслом с полустертой бархатной подушечкой сверкал электрическими огнями сделанный из разноцветного стекла герб Зерманда – воин с поднятым мечом на лазоревом поле.
Пир продолжался всю ночь. А рано утром Его Величество в сопровождении почетного эскорта красивейших девушек из знатных семей, одетых в белоснежные одежды, а также всех пировавших ночью двух с половиной тысяч человек и вдесятеро большего количества прочих зрителей пешком отправился к реке. Там первосвященник Зерманда, в черно-золотом, расшитом изображениями солнца одеянии, окропил коленопреклонного правителя речной водой из священного сосуда и прямо на берегу, стоя лицом к восходящему солнцу, окончательно провозгласил его полноправным монархом. Последовавшие за этим праздничные танцы и еще одно почетное шествие обратно во дворец стали завершением коронации.
Оставила приятное впечатление у Билона и аудиенция у Его Величества, на первый взгляд, типичного местного властителя, грозно восседающего в старинных одеждах на старинном троне, но, тем не менее, неплохо знающего два иностранных языка, разбирающегося в сложных и запутанных проблемах мировой политики, и придирчиво следящего за тем, чтобы все его ответы были наилучшим образом записаны на новенький магнитофон Билона. В конце этой аудиенции, вдоволь наговорившись, высказав свою осведомленность в различных вопросах и придя в хорошее настроение, король предложил "Курьеру" организовать свой корпункт в Дурдукеу и даже пообещал взять на себя все расходы по его оборудованию и работе на ближайшие десять лет.
Пребывая еще в состоянии легкой эйфории, Билон передал королевское пожелание вместе с прочей информацией и был слегка удивлен, получив ответное сообщение о согласии газеты и своем назначении на должность собственного корреспондента "Курьера" в Зерманде.
Будущее тогда рисовалось Билону в весьма розовых тонах. Жизнь в далекой экзотической стране, обширные знакомства в высшем свете Зерманда, красочные репортажи, приятные вечера с зермандскими красавицами, чудесная коллекция произведений искусства и мастерства ремесленников, затем триумфальное возвращение домой или переезд в какую-нибудь более развитую страну… Такими представлялись ближайшие месяцы Билону, даже не предполагавшему, чем ему придется заниматься в Зерманде в течение следующего года.
Да, в действительности все было совсем не так, как в начале представлялось Билону. Весна кончилась, и Дурдукеу на несколько месяцев превратился в раскаленный ад, где жизнь днем полностью замирала и оживлялась лишь к вечеру. Электричество в роскошный отель, куда поселили Билона, подавалось только несколько часов в день. На большее не хватало мощности единственной в стране электростанции, построенной еще баргандцами и работающей на угле, добываемом открытым способом в нескольких километрах от города. При сильном ветре со стороны угольного карьера столицу накрывало отвратительное облако угольной пыли.
Кроме электростанции и небольшого сарая, в котором допотопная паровая машина приводила в действие несколько стареньких станков, в стране не было ни одного современного промышленного предприятия. Железных дорог не существовало вообще, а сеть шоссейных дорог ограничивалась шестиполосной автострадой длиной семнадцать километров, связывавшей аэропорт, куда раз в неделю прилетал небольшой самолетик из Кушуда, с загородной королевской резиденцией.
В Дурдукеу был свой водовод, берущий воду из артезианских колодцев, и своя примитивная, но надежная система канализации, и горданские строители, возводившие отель, проявили чудеса технической смекалки, чтобы подключиться и к тому, и к другому. Но насосы даже при наличии тока в сети не доставали выше третьего этажа, так что Билону в самом начале пришлось приложить все свое искусство в ведении переговоров, чтобы переехать с десятого, самого верхнего этажа, на который его по местной традиции вначале поселили, хотя бы на второй. Все равно, ходить принимать душ ему приходилось в старинный особнячок с полным набором местных гигиенических принадлежностей, где разместили горданское посольство.
Не особенно баловало своим вниманием Билона и местное высшее общество. Король, растративший на церемонию коронации сумму, в несколько раз превышающую годовой бюджет страны, и вынашивающий несколько не менее грандиозных замыслов, столкнулся с мощной аристократической оппозицией, придерживающейся традиций и не одобряющей появление иностранцев откуда-то из-за океана на священной земле древнего Зерманда. Знать была сильна, и король покорился: перестал ежедневно пользоваться своими автомобилями, поставил на прикол катер, повелел законсервировать в ангаре королевский самолет, на котором, впрочем все равно некуда было летать, со вздохом приказал убрать из покоев магнитофон с любимыми записями, аннулировал несколько крупных контрактов и сократил до минимума, как и приличествовало монарху, контакты с иностранцами. В итоге за без малого полтора года, проведенные в Зерманде, Билону так больше и не удалось получить ни одной королевской аудиенции.