Старший инструктор замечал те опасливые и осторожные взгляды, что время от времени бросал на него маршал, но не обращал на них особого внимания. За двадцать с лишним лет службы в Канцелярии Совета Пятнадцати он давно привык к тому, что даже большие и сильные люди – генералы, губернаторы, управители – относятся к нему с опаской и немного заискивающе. Он был ближе к власти, чем они, и это все объясняло. А еще – им всегда было, что скрывать и чего опасаться. Было и в этот раз, и старший инструктор знал или ему казалось, что знает, что именно.
Не секрет, что фельдмаршал Гдоод и флаг-маршал Таорз мечтают о том, чтобы завоевание Филлины было проведено силами одного космофлота. Нет, никто из здешних военных не посмеет открыто саботировать инструкции Совета Пятнадцати, но в таком тонком деле, как переговоры с филитами, и простое небрежение может стать причиной провала миссии. Он, конечно, будет сигнализировать, отразит это в своем рапорте, но… исправить положение уже будет нельзя.
Конечно, Гдоод тоже член Совета Пятнадцати и вообще второй человек в Империи, но его воля пока еще не есть воля всего Совета Пятнадцати. Канцелярия же Совета служит не отдельным лицам, а государству, и долг ее состоит не в том, чтобы только регистрировать ошибки и случаи неповиновения, а чтобы предотвращать их.
Старший инструктор принял решение. Его инструкции не запрещают ему принять активное участие в переговорах, и он примет в них участие. В конце концов, он не без оснований считал себя лучшим дипломатом, чем бесхитростный солдат Гдэаск или способный колониальный администратор Буонн. Он сам, конечно, никакой не оратор, но для того, чтобы оказать влияние на ход переговоров, не надо будет много говорить. Когда слов много, они только мешают друг другу и затрудняют понимание. Когда же человек, наделенный полномочиями и властью, молчит, каждое его слово будет услышано и понято.
Шаттл уже шел на посадку. В иллюминатор было видно, как желто-зеленая щетина леса все приближается, постепенно заполняя собой все поле зрения. И старший инструктор, повернувшись к советнику и маршалу, коротко бросил, как бы обращаясь к самому себе:
– Я думаю, мы договоримся с этими филитами.
В небольшом отсеке где-то глубоко в недрах флагманского корабля стоит тишина. И это не простая глупая тишина пустой комнаты. Нет, это тишина особая – рабочая, деловая, можно сказать, уверенная в своем достоинстве. Такую тишину производят только сосредоточенные, ответственные люди, занятые важным государственным делом.
Иными словами, цензоры.
Согласно закону, все частные послания подлежат обязательной цензуре. А с борта военного космического корабля… Притом, участвующего в боевой операции… О! О! О! Какая ответственность! И честь! И спрос с этой работы – совсем другой.
Главный цензор, уже пожилой, с нашивками старшего офицера первого ранга, учил жить молоденького практиканта.
– Ну куда ты торопишься, парень? У нас какая норма?
– Выявить двадцать четыре подозрительных послания за дюжину дней, господин старший офицер первого ранга!
– Причем, не на одного тебя, а на весь отдел. А ты сколько уже откопал?
– Де-евять.
– И это за первый день!
– А разве плохо перевыполнять норму? – вдруг наивно спросил практикант.
Главный аж поперхнулся.
– Ну, парень, чему тебя только учили?! Норму перевыполнять нужно, но делать это надо умеючи. Если приказано нам выявить двадцать четыре, так мы должны представить ровно двадцать пять, и ни одной штукой больше. Понял? А то найдем мы, скажем, тридцать, а с нас и в следующую декаду потребуют тридцать. А подозрительные письма – это, знаешь ли, штука редкая. Их еще найти надо. А ну-ка, покажи, что ты тут нарыл?
Снова немного тишины.
– Так, это ерунда, это тоже. Это, так и быть, отправим в резерв, это – снова туфта… О, а это ты молодец, верно заметил.
– Это подозрительный? – жадно спросил практикант.
– Это дурак. "Как поедешь к родителям, сходи сама знаешь, к кому, чтобы забрать у него сама знаешь, что. А если заартачится, напомни ему сама знаешь, о чем". Ну кто так пишет?
– А как пишут настоящие подозрительные? – поинтересовался практикант.
– Настоящие подозрительные вообще ничего не пишут. На то они и подозрительные. А есть еще такие, что пишут, а к ним ни разу и не придерешься. Наверняка что-то скрывают, хитрые сволочи!
– Выходит, настоящие подозрительные, получается, выглядят совсем не как подозрительные? – растерялся практикант.
– Точно! А самые хитрые среди них – это те, у кого все в меру! И пишут они не слишком много, но и не так, чтобы мало. И подозрительные письма у них случаются, но опять не много, а как у всех.
Примерно с полминуты практикант обдумывал новую информацию.
– А скажите, господин старший офицер первого ранга, – наконец спросил он. – А какие из всех этих подозрительных самые… ну, самые-рассамые подозрительные?
Главный цензор ухмыльнулся.
– А это уже не наше дело. Это уж пусть начальство решает. Наше дело – маленькое: в случае чего подтвердить, что мы тоже не лопухнулись и сигнализировали.
Немного помолчав, он, вздохнув, грустно добавил.
– Знаешь, парень, ты об этом никому не говори, но мне кажется, сколько бы мы этих подозрительных не выявляли, а самые хитрые все равно как-то выкручиваются…
Главный цензор был прав. Одно из писем, прошедшее через его отдел и совершенно невинное на первый, второй и последующие взгляды, на самом деле содержало в себе следующее послание:
Стрелок – Центру.
Жители одной из крупнейших стран Филлины достигли соглашения с имперскими силами, разделив с ними сферы влияния. Вторжение затронет только половину планеты. До окончания его первой фазы установление контакта с филитами проблематично. Меры по осуществлению этого контакта, равно как и оказанию филитам посильной помощи, находятся в стадии разработки. Подробный отчет о событиях на Филлине будет отправлен позднее…
Глава 22. За два часа до рассвета
Облака внизу были похожи на странное замерзшее море, освещенное призрачным светом двух лун. Три с половиной часа самолет догонял зарю, да так и не догнал, и словно смирившись с поражением, изменил курс с западного на северо-северо-западный. До места назначения – столицы Вилканда города Тарануэс – оставалось немногим более часа.
Это был обычный рейс. Самый обычный рейс авиакомпании "Элиэньети Виалакана" – "Воздушные линии Вилканда" из Ньидерферазы – столицы государства Зеннелайр в северо-восточном Заморье. Самый обычный, если не считать того, что для Либсли Ворро это был первый рейс в должности командира экипажа.
Либсли Ворро было тридцать лет. От отца-вилкандца он унаследовал невысокий рост, крепкое телосложение и почти круглое широкое лицо с тяжеловатой нижней челюстью. От матери-чинетки – русые волосы, темные глаза и совершенно непроизносимое с точки зрения любого вилкандца имя Либсли (в вилкандском языке в середине слова после согласной должна обязательно следовать гласная, так что друзья называли его Ли или уменьшительно Лиу). Любовь к небу, решительность и независимый характер он развил в себе сам.
Выполнив маневр и снова включив автопилот, Ворро покосился на сидящего в кресле второго пилота Лагана Коэна – одного из самых опытных летчиков "Воздушных линий Вилканда", игравшего в этом рейсе для Ворро роль целой экзаменационной комиссии. На лице Коэна, как обычно, не отразилось никаких эмоций, и Ворро оценил свои действия как абсолютно и единственно верные. Штурман экипажа Кисо Неллью, высокий (для вилкандца) и немного нескладный блондин с честным открытым лицом положительного киногероя, земляк и ближайший друг Ворро, за спиной Коэна одобрительно поднял большой палец.
И тогда Ворро решил, что имеет полное право отлучиться на несколько минут в туалет.
Едва покинув кабину, он вдруг оказался на импровизированной выставке зеннелайрских сувениров. Выставку устроила Маре, молоденькая стюардесса, впервые побывавшая в Ньидерферазе и истратившая там за сутки чуть ли не половину месячной зарплаты.
– Сто двадцать лаков, – мимоходом оценил Ворро очередной экспонат – красивое ожерелье из шлифованных камешков. – Ну, может быть, сто тридцать.