– Так точно! – озорно ответил Сандора. – Вырезал наряд, взял в заложники замполита части и добирался из Забайкалья исключительно оврагами. Оба тут же захохотали и побежали навстречу друг другу. Обнялись они на площадке первого этажа и долго хлопали друг дружку по плечам, говоря какие-то глупости. Отдышавшись первым, Сандора с удивлением спросил:
– Смыка, что с тобой, блин?
– Что, следы пьянства налицо? – предположил невесело Санька.
– Я бы не сказал. – Отрицательно покачал головой Сандора. – Ты как-то сильно повзрослел что ли, лет на восемь – не меньше, и стал здоровенным, как Шварценеггер! Что, на штангу записался?
– Хуже! – отвечал заметно польщённый Санька. – Грузил, как Поддубный, почти целый год. Вахтовым методом – по десять часов каждый день, плюс ведро вина! Короче, если поздоровел, то от тяжёлой пахоты, а если постарел, то это от винища! Факт. Думаю, если бы ещё там полгода прогрузил, унесли бы меня на кладбище. Честно! Ну, а ты что так не по сезону вернулся?
– Комиссовали меня, Санька! – печально отвечал Сандора. – Учения у нас были войсковые, и попали мы со взводным на имитацию противотанковых мин. Мне селезёнку удалили и почки пришивали, а двухгодичника, лейтенанта моего – в клочья! Жалко, три месяца дослужить осталось. Но и то хорошо, что выжил в реанимации после внутреннего кровотечения и гематомы во весь живот. Две недели я не говорил после контузии, а потом стали учить по новой, как в яслях. И как видишь! Обещал дефектологу, что после русского выучу английский, еврейский и матерный.
– Ну, с английским и матерным понятно, а еврейский на кой тебе сдался? – в некотором недоумении спросил Санька.
– Пока в госпиталях валялся, в часть письмо пришло… из Израиля! – доверительно сообщил Сандора. – Дед мой там помер, Абрам Ильич Смирин.
– Это, про которого ты рассказывал, который добровольцем на фронт подался? – вдруг вспомнил один из детских разговоров Санька.
– Он потом попал в плен, потом к американцам, а уже в шестидесятые – на Святую землю следом за американской дочкой. Дочку его убили палестинцы, а сам он больше не женился. И вот осталось у него там что-то из недвижимости и денег. А у них это строго! Отец мой умер, а потому нашли меня. Я ответил, что приеду после дембеля, то есть поздней осенью или в начале зимы. Но вот комиссовали по ранению и надо, блин, собираться да вступать в наследование.
– Так, ты теперь там будешь жить? – расстроился не на шутку Санька.
– Обижаешь, Смыка! – весело отвечал Сандора. – Меня как зовут?
– А как? – неожиданно для себя переспросил Санька, к стыду своему понимая, что не может вспомнить подлинного имени лучшего друга. Нет, имя он помнил, потому что Сандора происходило от смеси Сани с Александром. А вот фамилии, а тем более отчества ему было положительно ни упомнить. Да и знал ли он их вообще когда-нибудь?
– Ну, ты, Александр Фёдорыч, даёшь! – искренне удивился Сандора. – Иванов моя фамилия и отчество такое же. Ну, и зачем, скажи на милость, Александру Ивановичу Иванову оставаться на ПМЖ в Израиле? Да и кому я там на хрен нужен? Моя мама – Татьяна Петровна Серпуховская – из старинного русского рода, а у евреев национальность – по матери! Ну, поживу недельку – другую, а потом продам всё и – назад. Сейчас вон можно свои магазины открывать, мастерские, кооперативы там разные. Если приличные деньги выручу, мы, Сань, с тобой тут такую бурную деятельность развернём, что мама не горюй!
– Я уж пытался недавно в Питере развернуться, – горестно вздохнул Санька, – да едва в тюрягу ни угодил!
– Я думаю, в родном городе всё гораздо проще и безопасней! – возразил Сандора. – Здесь и деньги не такие ходят, и люди все на виду. А впрочем, что гадать, я ещё и не продал ничего! В Израиле не любят, когда деньги вывозят из страны, а не наоборот. Но я попробую! А сейчас понемногу собирайся, и через час я тебя жду. И они до поры расстались. Санька потом годами вспоминал эту их встречу после армии, когда казалось, что самое трудное и малоприятное осталось позади, и что заплутавшая где-то удача наконец-то коснётся их пока что неустроенных судеб. Они пили у Сандоры бурятский самогон, настоянный на кедровых шишках и рябине, заедая его жёсткой лосятиной с хреном и печёным картофелем. А потом вышли во двор и рубились в беседке в козла под «три семёрки» да привычный колбасный сыр с хлебом и луком.
Глава восемнадцатая
Уехать быстро в Израиль Сандоре не удалось, даже несмотря на официальный вызов, хоть и отношения с Тель-Авивом улучшались с каждым днём. Около двух недель Сандора собирал одни только справки о своей благонадёжности, лояльности и несудимости. Ещё дольше делали ему заграничный паспорт. Наконец, Санька посадил его на поезд до Москвы, где его намеревалась встретить какая-то новая еврейская родня.