– Коля! – окрикнул бражничавшего соседа Иван. – Помоги, брат, Маша пропала! Ты эти места знаешь лучше. И её, полагаю, тоже. Подумай, дорогой, куда она могла так рано уйти? Земляника ещё зелёная, сморчки уже сошли, сыроежки ещё не пришли, дрова напилены – наколоты… Может, кто из знакомых неподалёку живёт?
– Из знакомых – только я да вон тётя Надя Семенцова через дом, сарай у неё зелёный. – Озадаченно чесал в затылке вмиг встревоженный Николай. – И был у неё тут ухажёр, Эдик такой, на ручье у них дом, возле пруда. Дык, она его давно отшила!
– Сходишь со мной? – с просительной интонацией прокричал за забор Иван.
– А чо ж не сходить? – с готовностью отвечал сосед. – Щас чувяки на босу ногу обую и можно хоть на край земли!
Согласно кивнув, Иван, так и не дождавшись кота, защелкнул дверь и поспешил к соседской калитке. Николай, слава Богу, ещё не набрался и взирал перед собой вполне осмысленно.
– Давай сначала, на всяк случай, к тёте Наде заглянем, – предложил он, – а уж потом и на пруд можно. Она туда по утрам любила гулять. Там светло, утки плавают, мужики, быват, рыбой торгуют, да и молоком можно отовариться, навозом, торфом или песком. Всё туда везут, даже водку там брал однажды.
Тётя Надя, женщина лет семидесяти, уже копалась у себя на грядках. Кажется, выдирала запрещённые недавно маки. Когда мужчины перегнулись через её невысокий забор, она пела «Пугачёву»: «Миллион, миллион алых роз…».
– Тётя Надь! – гаркнул пропойным басом Николай, отчего женщина обернулась столь резко, что, потеряв равновесие, в следующее мгновение повалилась в кучу навоза.
– Простите нас, уважаемая, – счёл необходимым вмешаться в столь неудачно начатый разговор Иван, – я приехал помочь вашей соседке Марии досадить огород, а она с утра куда-то ушла и как в воду канула. Вот я Николая и попросил показать мне здешние окрестности и людей, что могли её видеть. Мало ли что?
– Короче, тёть Надя, – вновь простужено забасил Николай, – она к тебе ноне утром не заходила? Покалякать или зачем-либо ещё, по хозяйству там…?
– Не облокачивайся на забор, окаянный! – заполошно взмолилась женщина.-Вон как он прогнулся… не выдержит ить, верзила чёртов! Тебя потом на починку-то не дозовёшься, пади? Зальёшь бельмы – и всё тебе ехало-болело! А ко мне вон корова Манькина забредёт или овцы от Мамедовых. Все гряды истопчут!
Иван терпеливо дожидался завершения соседской пикировки, внимательно просеивая взглядом замутнённые утренним туманом окрестности. Наконец, отряхнув от навоза местами заштопанную джинсовую юбку, тётя Надя сосредоточила свой взгляд на Иване, который уже успел, кое-как отжав Николая от забора, заблокировать его рот отбивающими перегар мятными конфетами.
– Заходить она – не заходила, но на участке я её видела, – неторопливо заговорила тётя Надя. – И было это уже часа три назад, когда только-только петухи отпели. Я вставала теплицу открыть и курам вон зерна насыпать. А она кота возле крыльца кормила. А куда после пошла, не знаю… Я досыпать легла.
– И на том спасибо! – поклонился Иван впавшей в тревожную задумчивость соседке. Прожевавший очередную конфету Николай собрался было вновь открыть рот, но тётя Надя негромко проговорила, не обращаясь ни к кому конкретно:
– В запрошлый год здесь тоже две девушки пропали. Через несколько дней в пруду вон, спаси Господи, всплыли. А убивца ихного до сих пор ищут.
Ивана всего передёрнуло, и он отпрянул от забора, как от разрытой шакалами могилы. А перед мысленным взором вдруг предстала давно забытая физиономия бывшего институтского товарища и майора-порученца Лёвы Клушина, который назидательно грозил ему пальчиком: дескать, никуда ты от нас со своим одним глазом не денешься. А надо будет, мы тебя и второго лишим!