– Мстишь, Иван? Ну-ну! – с трудом сдерживая злобное раздражение, не то спросил, не то констатировал Клушин. – Только чего ты этим добьёшься? Ты, боевой офицер, герой Афгана? Из-за какой-то грязной свиньи…
– Ошибаешься, товарищ посредник! – ощущая поднимающийся внутри холодок, возразил Иван. – Я не герой, а всего лишь инвалид первой группы без пальцев, без глаза, без половины черепа с эпилепсией и диабетом в придачу. И я не мщу, а всего лишь поступаю с тобой, как со стукачом и клептоманом, которого не посадили по позорной статье только потому, что я не захотел омрачать память своего отца, которого ты обворовал и в общем-то предал. Поэтому сиди молча, а то и в самом деле умрёшь до срока… рядом с этой вот свиньёй. После этого Клушин послушно запустил двигатель и, нажав на стартёр, стал крутить тугую баранку. Его сгорбившийся приятель сидел рядом и хмуро смотрел на разбитые грязные колеи.
– Давай рули вниз, а потом налево, к мосту, – по-прежнему обыденно командовал Иван, которому на время отчётливо показалось, будто он где-то на Памире возвращается на свой КПП. – Въезжаешь после моста в ворота и справа увидишь правление. Возле него и глуши.
Когда Карасик увидел вылезающего из машины Клушина, Ивану показалось, что он его знает. Но при извлечении застреленного кабана принял отстранённый вид и весь подобрался.
– Лексеича что ли с кордона вызывать? – спросил он у невозмутимого Ивана. – Он как раз к леснику нашему приехал на «Ниве» своей. Пусть вон идут ко мне в правленье и там разбираются. Не моё это дело, Иван. Извини!
– Ладно, разберёмся! – не стал спорить недовольный такой репликой председателя Иван. – Хотя охотятся они на нашей территории и не столько охотятся, сколько портят наши угодья вокруг и про дачки наши не забывают… Вы-то с вашим правлением в центре живёте, вам что? А вот тем, кто по окраинам, возле ручья, как покойная Мария, достаётся каждый сезон. Иль забыл, председатель?
– Ладно, я своё дело знаю, – нахмурился Карасик и стал громко кричать в трубку что-то про свиней и нарезное оружие. Старый Карасик, действительно, дело своё знал туго:
– Выезжай, Лексеич, ждём в правленье. А мы пока тут чаю попьём для ясности. – Почти весело закончил он разговор и, в самом деле, позвал всех согреться чаем или чем ещё. Пришлось идти и Ивану. Но в помещение он входить не стал, а глотнул из коньячной фляжки в заставленных садовым инвентарём сенцах. Охотнадзор Пётр Алексеевич Пуляев прибыл через десять минут, как и обещал, когда все уже вышли на лужок возле моста. Увидев Клушина, инспектор несколько опешил.
– А Вы, простите, кто будете? – с заметным оттенком подозрительности обратился он к стоящему с ружьём Ивану. – И почему с оружием?
– А это вот его оружие, – указал он Пуляеву на клушинского товарища. – Он из него только что кабанью матку уложил здесь неподалёку. На моих глазах. Поэтому я здесь. И с оружием, чтобы господа браконьеры часом пятки не смазали.
– Я думаю, это лишнее, – с наигранной уверенностью сказал инспектор. – Думаю, это вполне себе солидные господа, и смазывать пятки – не из их привычек.
– Давайте мы как-то загладим свою вину перед охотничьей инспекцией? – простодушно предложил Лёва. – Например, моя организация выделит вашей двести тысяч рублей на приборы контроля, оружие, патроны, тот же корм для кабанов в зимнее время. Вынужденно мы эту свинью убили, можно сказать, в порядке самообороны. А карабин взяли, потому что он ещё не пристрелян. Вот и хотели…
Пуляев вопросительно глянул на Ивана, словно испрашивал его согласия на не совсем законную сделку. А в это время под Ивановой пластиной мучились две мысли: про и контра. С одной стороны, Иван не любил всех этих протоколов, штрафов и формальных покаяний и сознавал, что живые деньги для окрестных лесов много полезней. Но, с другой – из его памяти не уходили ни искромсанные берёзы, ни все эти банки, бутылки, пакеты, пачки, кучи – все эти отходы хамства и распада, которые упрямо сеяли окрест Города, словно всё так и было задумано. Только вот когда и кем? Неужели Клушиным ещё того, университетского времени? А кем же ещё? Конечно, такими, как он! И есть во имя чего. Он сейчас отставной полковник и президент какой-то отнюдь не бедной компании или директор коммерческой фирмы. А я – кто? Убогий инвалид, хозяин полудюжины бродячих собак и кошек. По всему видно, они загодя готовили и приближали это, своё время. И вот оно пришло. Вон и инспектор перед ним тут же залебезил, и если б не я, то наверняка отпустил бы его на все четыре стороны, поскольку так ему безопасней. А мне? А мне наоборот: чем опасней – тем притягательней! Это я с Жоркой Гессом мочил духов на перевалах, я жевал сухари в засадах на караваны и сгорал на плоскогорье под прямыми лучами этого дьявольского светила в середине афганского лета. Да, и в госпитале я, а не он рвал на себе кровавые повязки и грыз потные наволочки и простыни. А теперь я должен сделать ему ручкой и пожелать, как в том мультфильме про джунгли, удачной охоты? Нет, у нас не бесконечные зелёные джунгли, а всего лишь куцая, наполовину вырубленная и искромсанная такими вот лёвами пригородная лесополоса, в которой я пытаюсь после всего пережитого по вине этих расчётливых циников обрести хоть какой-то вымученный покой. Нет, Лёва, ты зря прикрываешься своей организацией. Ты хотя бы за дикую эту свинью ответишь сам. Ответишь по закону, не более того. Заплатишь штраф, компенсацию за убитого кабана, карабин у тебя отберут, журналисты про тебя какую-нибудь бяку накропают. А ты наверняка в местную думу собрался через пару месяцев, ближе к Новому году. А потому надолго запомнишь эту охоту, что на земле всё-таки довольно тесно, и что прежде, чем делать пакости ближнему, надо хорошо подумать о себе самом.