– А мы, Иван, уж прости по-соседски, вот решили тебя проведать, потому как ты есть больной и не женатый ещё. Вот блинов тебе принесли со сметаной и магазинной булки, потому как ты сам нынче до магазина ходок неважный. С этими словами Нинка выложила на кухонный стол небольшой газетный свёрток и пол-литровую баночку с белым содержимым. Дива в ответ лишь смущался да блуждал беспомощно взглядом, не решаясь сказать что-либо определённое. И тут вдруг Нинка остро почувствовала изначальную ненужность этого визита и тот досадный конфуз, в который они, дураки правильные, ввели этого очевидно самим Создателем обречённого на одиночество человека. А он, и в самом деле, то ли по неопытности, то ли по доброте душевной просто не знал, как себя вести с ними. И тогда она, незаметно дёрнув мужа за рукав, громко проговорила в сторону Дивы:
– Ну, вот и ладно, Иван. Натирайся, выздоравливай, видим, что тебе уже лучше стало, – с этими словами Нинка вопросительно посмотрела на Диву. Тот, словно почувствовав облегчение, согласно закивал. И она, тоже в это мгновение всё для себя решив, закончила начатую мысль:
– А мы, Иван, извиняй, пойдём. Работы дома – непочатый край! Смородину пора собирать, и вишня на подходе! Да и рои замучили, собаки! – Нинка ещё раз дёрнула Сергея Михайловича, на что тот тоже произнёс что-то в том духе, что, действительно, пора и что при случае они всегда готовы прийти на помощь. С этим Ляпнёвы и откланялись, разрядив неловкую ситуацию. Отойдя от Дивиной избы на пяток саженей, Сергей Михайлович в свою очередь дёрнул Нинку за рукав кофточки и с полным непониманием на лице требовательно спросил:
– Так, зачем мы ходили то, ёлы-палы? Я думал, ты его разотрёшь, а я пока пчёлок его погляжу, козе корму задам, за яйцами курьими на гнёзда слазаю.
– Серёж, не обижайся ты, ёлы-палы, – попросила стушевавшаяся Нинка. – Он хороший, но совсем не то, что мы с тобой. Ему посторонние люди противопоказаны, как старообрядцу – городские красавицы. Сам он и козу накормит, если его коза вообще что-либо сейчас ест, кроме травы, и до яиц как-нибудь доберётся, и пчёлы его любят, не роятся почти. Зря мы пришли, в общем, он не любит, а, скорей всего, просто не может быть кому-то хоть в чём-то обязанным. Помнишь, мы с тобой «Робинзона Крузо» читали?
– Ещё бы! – С нескрываемым восхищением воскликнул Сергей Михайлович. – Самая дельная книженция. Я её и без тебя ещё дважды потом перечитывал.
– Так вот, – заставила замолчать мужа Нинка. – Стало быть, ты помнишь, как Робинзон завёл себе друга из папуасов, как научил его говорить на своём языке, а потом и окрестил. Думаешь, зачем он это сделал?
– Да, тоскливо ему было одному, хоть в петлю лезь. – Почти не задумываясь, отвечал муж. – Собака у него сдохла, а человеку одному – труба.
– Вот именно, обычному человеку… – голос Нинки дрогнул. – А такой, как Дива, не стал бы себе заводить никаких друзей. Может, завёл бы ещё одну собаку вместо сдохшей. Он, по самой сути своей, одиночка. Такие встречаются, хоть и очень редко и, как правило, немного всё же общительней, ну, и попроще что ли, чем Дива. Так, у нас в Меже есть ещё такой Питилка. Мне его жена жаловалась, что за сорок лет, что они живут вместе, он сказал не более сорока слов. А ведь у них и дети есть, и внуки.
– Слушай, а ведь точно, – согласился с женой Сергей Михайлович. – Он и водки с нами никогда не пил, и поросят колол сам, втихаря, а спросишь чего, так и ответа-то никогда не последоват. Все уж привыкли. Его даже и кличут то Нипелем – дескать, туда дуй, а обратно…хрен! Я поначалу думал, что это он из жадности такой, ну, чтобы не тратиться там ни на что. Ан, нет. Тут недавно соседке своей Агафье Прокиной, у которой дочка от рака умерла, дал на похороны и поминки сотню целковых и сказал, чтоб и не думала отдавать. А старику Петру Семёнычу Вахиреву, ему девяносто восемь недавно стукнуло, вырыл на огороде колодец, чтобы, значит, дедушка за водой так далеко не ходил. А я тебе скажу, нынче за колодцы меньше двух сотен не берут! Вот так.
– Знаешь, Серёж, Дива, конечно, разговаривает, общается, но только не с людьми. – Поделилась с мужем своими наблюдениями Нинка. В это время они как раз проходили мимо своего сада-огорода. – Видишь вон, сорока сидит на вишне? Мы их дубинкой гоняем, чтобы ягод, собаки такие, не портили. А он выйдет к садовой калитке, посмотрит на них, и они готово… сами улетают. А однажды я видела, как он с козой своей, Манькой, разговаривает. О, это чудеса Христовы! И ведь коза ему отвечала, ей Богу! – Нинка перекрестила лоб и указала мужу на усыпанную плодами яблоню: