Глава десятая
А в это время Самсон Ищенко, наконец, придумал, как ему скомпрометировать Диву. «Всё очень и очень просто. – Рассуждал председатель сельсовета. – Межаки не раз видели Диву на пруду, где он мочит лыко. А рядом с ним, помнится, отмокают лыки инвалида войны Павлика Кабанина. Найму Занозу, и он эти лыки ночью достанет и накрошит ими возле Дивина двора. Если повезёт, можно будет и подложить эти лыки прямо Диве в сарай, а уже по утру его и уличить. Поссорить этого умника с ветеранами войны… Что может быть лучше?». Ищенко от предвкушения предполагаемого конфликта веселило всё больше и больше, и он рассказал о своих планах жене. Та неожиданно для мужа очень долго думала, а потом высказала предположение о том, что межаки в вороватость Дивы могут и не поверить, в связи с чем, чего доброго, ещё и станут искать провокатора. И вот тут Заноза может не выдержать и признаться, а главное – во искупление своих грехов сдать его, председателя сельского совета.
– Как пить дать, сдаст! – С пафосом закончила Софья свою пораженческую концепцию. – Не связывайся, Самсон. Что мы, плохо живём? Или кто на твоё место зарится? Подумаешь, лидер у межаков появился?! Ну, появился. И что? Да, лучше такой, как этот беспалый блаженный, чем кто-нибудь из местных злопыхателей и хитрецов! Ну, и пусть его людей спасает, а ты в «Сельскую жизнь» статейку тисни, что такие поступки жителей Межи являются реализацией общих установок местного Совета. Опешивший от такой вдруг наметившейся перспективы Ищенко сначала, было, хотел поднять жену на смех, что де кто он и кто Заноза, кому, так сказать, межаки, если что, скорее поверят. Но Софа опередила его своим контрпредложением:
– Знаешь, я тут подумала немного и решила, что обойдёмся мы и без Занозы. Чем меньше людей знают, тем предсказуемей результат. Управимся сами и с лыками, и этим его сараем. В крайнем случае, кинем эти лыки прямо ему на огород, под забор. Да кто там разбираться станет, где они лежали. Главное, на территории его местожительства. Проблема в другом.
– Интересно, в чём же? – Спрашивал уже заинтригованный Ищенко.
– Через кого и как распространить эту информацию о воровстве? – Отвечала задумавшаяся не на шутку София Ефимовна. Впрочем, в глазах её горел гончий азарт.
– Думаю, что надо печатными буквами написать Павлику записку, что у него свистнули лыки. – Не мудрствуя лукаво, предложил Ищенко. – И в записке же указать, что следы этих лык замечены возле избы Дивы Беспалова. А чего мудрить то? Главное, кинуть тень, а там пусть отмывается. Как бы там ни случилось потом, а всё равно былого доверия уже не вернёшь. А нам ведь и не надо, чтоб его по уголовной привлекали, верно? Мы, ведь, не злодеи какие-нибудь, а?
– Ну, если его в районном отделении денёк – другой продержат, делу нашему это не помешает. – Со знанием дела возразила Софья Ефимовна. – И всё-таки, друг мой, обозначь мне почётче причины, ради которых мы этой ночью, выражаясь на языке моего бедного папочки, пойдём с тобой на дело?
– Понимаешь, Софа, тут как минимум две причины. – Самсон Юлианович обозначил в воздухе правой ладонью очертания цифры «два». – Первая – это то, что такая вот вопиющая независимость одного члена, так сказать, общества вселяет её, эту независимость, непокорность во всех его членов. Наказать бы здесь, кого надо, чтобы приучить этих разгильдяев к элементарному порядку. Порядок был и есть превыше всего! Тогда и работать начнут как надо, и в бочки ссать перестанут. Ищенко вдруг представил, как он на Межевской площади самолично сечёт Диву… розгами по рябой синей заднице. Почему рябой, он не знал, но так ему почему-то представлялось, словно он где-то видел и хорошо запомнил эту задницу, хотя сейчас почти не помнил и самого Диву.