— Кили…
— Ш! — одёрнула она его. — Тебе нельзя говорить. Говорить буду я, — она закрыла его глаза мокрой ладонью и положила руку на сердце. — То, что с тобой происходит, и есть твоя сила. Она сжигает тебя изнутри. Я могу обратить её вспять, но тогда ты никогда не научишься ей управлять. Поэтому ты должен справиться. Побороть её. Я буду рядом. Так что не бойся выкинуть что-то безумное.
Возможно, Килия говорила что-то ещё, а, возможно, и ничего из этого вовсе.
Бред от лихорадки продолжался целый день. Фриду даже показалось, будто к нему наведывались Шон и Милакрисса, но в душе он знал, что последняя никогда бы не пришла к нему. И всё же каждая из иллюзий была столь приятна и столь желанна, что больному совершенно не хотелось просыпаться.
Пытаясь ухватиться за мнимые изображения дорогих людей, Фрид почувствовал, как его объяла новая волна жара. Жгучая боль пробиралась по всему телу, заставляя стонать и задыхаться. Что-то особенно горяченное повалилось на его ноги, переливаясь между невыносимым жаром и лёгким холодом. Юный бог огня с трудом открыл глаза и обомлел: одеяло, под которым он лежал, горело. Он скинул его на пол и в растерянности осмотрел комнату в поисках чего угодно, чем можно было бы потушить пламя. Заметив небольшую ёмкость с водой, где лежала мокрая тряпка, Фрид пришёл в движение. Он вылил воду на одеяло и, не зная, что ещё делать, стал обтирать влажным полотенцем его поверхность. Когда пламя исчезло, Фрид услышал лёгкое потрескивание, а за ним и едва заметный запах гари. Обернувшись, он увидел, как вся комната уже находилась в огне.
«Я рядом», — откуда-то донёсся знакомый голос, и Фрид очнулся.
На улице светило солнце. Одеяло и комната — целы и невредимы. Он взглянул на прикроватную тумбочку: тарелка с водой стояла на том же месте.
В комнату зашла мать Фрида и восторженно воскликнула, увидев здоровый взгляд сына:
— Ох, тебе уже лучше! Но тебе пока ещё нельзя вставать, твоему организму нужно набраться сил после такой борьбы с болезнью.
Она уложила его обратно и принесла завтрак в комнату. Поев, Фрид спросил её, не приходил ли кто к нему, пока он болел, на что его мать ответила:
— Да, Шон приходил, — подтвердила и в то же время опровергла она его полусонные бредни.
— Один?
— А, нет, он привёл с собой какого-то паренька. Сказал, что вы с ним в один клуб ходите.
«Значит, всё-таки мне померещилось…»
— Не переживай, я скажу Шону, что с тобой всё хорошо. А ты пока набирайся сил, — подоткнула она одеяло и ушла.
Фрид поправлялся на протяжении нескольких дней, и на протяжении этих нескольких дней он не мог набраться духу написать Килии. В его голове застыл её нежный, ласковый образ, и ему не хотелось возвращаться к тому, какой она была на самом деле. В той Килии Фрид увидел чувства. Эмоции. Сострадание. Будь у него силы, он бы схватил её руку и, смотря глубоко в глаза, утонул в них, потакая бешеному стуку сердца.
«Завтра в 13:00 в парке Пушкина», — лаконично написала богиня, будто прочитав его мысли.
Для Фрида невозможно было прийти без ожиданий на чудо. Где-то в глубине души он надеялся встретить Килию из сна, но, помня, как обернулось воспоминание с Милакриссой, его желания медленно таяли в движении времени.
Боясь опоздать, он пришёл раньше назначенного. Она — опоздала.
— Привет, — сказала Килия как ни в чём не бывало и подсела к Фриду на скамью. — Как самочувствие?
Юный бог огня повернул голову. Ему было трудно поверить в реальность: её взгляд, манера речи, уголки губ, что всегда стремились насмеяться над каждым действием, и даже руки, — всё напоминало Килию из лихорадочного бреда.
— Не хочешь отвечать, ну и ладно, — бросила она, откинувшись на спинку.
— Ты… приходила ко мне в тот день, — Килия ничего не ответила. — Спасибо…
— Тебе не кажется, что ты слишком часто меня благодаришь? Хотя чего тут удивляться, — усмехнулась она. — Теперь в тебе будет всё больше от бога огня, нежели от Фрида.
— …Что ты имеешь в виду?
Килия тяжело вздохнула, лениво посмотрев на него:
— С пробуждением божественной сущности оригинальная личность человека стирается, или же, как любят говорить другие, они «органично сливаются воедино». Чувства других перерождений кажутся твоими собственными. Привычки, желания, страхи, вкусы, мысли. Всё это будет не твоим… Да, я приходила к тебе тогда. И я знаю, что ты хочешь сказать, но позволь мне опередить тебя, — она выпрямилась и с серьёзным тоном произнесла: — Это не твои чувства. Забудь о них.