Миджер пропустил матушку к столу, та что-то бормотала себе под нос, но вслух ничего не сказала. В круге света показался плотный пахучий мешочек с кофе. Удивительный запах, Миджер очень любил его в детстве, за этим запахом, казалось, прятались невероятные тайны, ну разве обычное дерево может давать такие поразительные плоды, потрясающе.
Сейчас ему и по отношению к кофе было «не до того». Разве что маменькины пирожки заставляли при мысли о себе глотать горькую слюну.
– Помочь?
– Да что там, переодевайся, садись. Вон у тебя руки трясутся, еще уронишь, чего доброго.
– А, ну да…
Миджер вышел к себе, быстро переоделся, покидав грязное белье в приемник. Странно, он не заметил, что весь покрыт вязким холодным потом.
Струи воды скользили вдоль его мыслей, потихоньку приводя в себя. Хорошо хоть воды на Имайне предостаточно – ходили слухи, что на некоторых мирах с ней было туго, особенно когда начали прерываться дальние грузовые трассы. Ну и в космосе – рециркуляторы были громоздки, биофильтры постоянно нуждались в замене, так что воду приходилось строжайше экономить, на станциях, по рассказам ветеранов, воняло так, что слезы из глаз с непривычки. Источником воды служили контейнеры с твердым водородом – с кислородом было легче, чем с водой. Иногда даже использовали в рециркуляторах лед редких в свободном пространстве комет. Куда там душ принимать – оботрись дезинфектантом и топай.
«Хорошо, что я здесь, дома, а не там».
Миджер вернулся как раз вовремя – мама выкладывала на стол горячую выпечку, на огоньке булькал кофейник. Впившись зубами в хрустящую корочку, он сделал маленький глоток пахучего напитка. Металлический привкус почти исчез, заворчало в животе, кровь бросилась к лицу. Хорошо. Теперь – хорошо.
– Мам, я забыл спросить, что празднуем?
– Как, ты забыл? Сегодня День Возвращения.
Миджер хмыкнул. А он-то думал… совсем из ума выжил, за Всеобщим календарем бывало сложно уследить. Для матери День Возвращения был еще и не просто памятью об окончании Века Вне, в этот день, три террианских года назад, вернулся дядя Остин. И не вернулся отец. Зачем ей нужно – вот так, каждый раз напоминать самой себе. Он не знал.
– Почему дядю не пригласила?
– Он не захотел. Точнее, сказался занятым, но ты же знаешь, он не любит… почти как ты.
– Я? Ну да, я. Только у него куда больше поводов для этого празднования, пусть уж лучше со своими товарищами. Что ему тут молчать с нами…
– А ведь когда-то это был действительно праздник. – В глазах матери Миджер увидел едва различимую, но горькую, горькую слезу. – Пять веков человечество оплакивает Старую Терру, четыре века оно радуется обретению новых миров. А толку? Прошло время, и это уже не величайший праздник для живущих, это день траура. Вот так…
Миджер встал, осторожно подошел к задумавшейся матери, поцеловал ее в висок. Потом, не удержавшись, все-таки схватил со стола еще два пирожка с яблочным джемом. Недопитую кружку с кофе оставил – и холодным сойдет, пусть мама посидит одна, ей это нужно сейчас.
Крыльцо плыло над миром – окутанное ароматами горячей сдобы, окруженное тьмой, чуть подсвеченное пространство. Звезды снова холодно мерцали в вышине, но не было ветерка, который бы шевелил листву деревьев, не было и звука, чтобы рассеять плотную густоту ночи, придать окружающему толику реальности, отзвука бытия.
Как же мал, как же тесен и страшно незащищен этот мирок, который Миджер привык считать своим домом, своей родиной. Окруженный чужими силами, он похож на…
Вспышка разорвала звездную ночь пополам.
В небе разгорелось кровавое зарево: один, два, три белых клубка пламени перечеркнули вселенную наискось слева направо, пронеслись куда-то за горизонт, прячась от людского глаза. Три светлые, тлеющие в тишине полосы остались тремя расползающимися шрамами.
Грохот эха настиг Миджера гораздо позже. Он сливался с воем сирен в единое целое, в клубящуюся какофонию всего мерзкого, что мог вобрать в себя воздух, всесокрушающей мощью обрушиваясь в уши даже сквозь сжавшие их ладони.
Миджер успел заметить тонкие черточки, отщепившиеся на малых скоростях от общего ствола белесого следа прогорающих в атмосфере обломков. Едва различимые глазом искры слаженно сгруппировались чуть ли не над самой их промзоной и только потом пошли одна за другой на север, к предгорьям.
Грохот затих, но сирена не унималась, разрывая мозг на части. Показалась испуганная мать, но ничего спрашивать не стала, только вцепилась взглядом в тускнеющие над головой небесные письмена.
– Это не могут быть наши, мама, – приходилось драть глотку, перекрикивая вопль сирены.
– Это враг?
– Да. Больше некому.
– Тогда пошли читать сводку.
Сирена наконец умолкла, дав отдых натруженным ушам.
Миджера колотило.
Улисс мягким шагом вышел из бокового коридора, оказавшись на лифтовой площадке. Его лицо не выражало ничего, кроме скуки, глаза из-под полуприкрытых ленивых век безучастно скользили по предметам обстановки, по обтянутым пластиком «под дерево» стенам, незаметно, краем, цепляясь за расставленные по углам глазки камер. Если скользят влево-вправо, плавно и безостановочно – больше шансов, что они работают в автоматическом режиме. Стоит такой замереть, чуть резко повернуться тебе навстречу – жди беды.
Зеленый огонек сенсора мигнул и порадовал цифрой «+35 этажей» рядом с указателем шестой шахты. Эти лифты никогда не справлялись со своей работой. Улисс вздохнул и повернул налево по проходу в сторону туалетных помещений, камер тут было привычно много.
Он поправил на груди карточку служащего и остановился у стеллажей. Пятый ящик был свободен, полсекунды спустя контейнер уже лежал на своем месте, закрытый на замок кодом бэджа. Туалет сверкал пластиком «под стекло», металлическим зеркалом во всю широкую стену и рядом кабинок напротив. Шикарное место. Хорошо устроились.
Улисс отвернулся от незнакомого отражения, прикрыл дверь кабинки, постоял с минуту над выдвинувшимся писсуаром, потом коротко кашлянул под фырканье автоматически спущенной воды. Не использовать более привычные способы подачи сигнала агенту ему приходилось себя буквально заставлять. Ответный кашель донесся из-за двери дальней кабинки. Отлично.
Вода в кранах была едва теплой, тут тоже экономили, и пока руки пытались отделаться от остатков геля, Улисс старался не разглядывать излишне внимательно в зеркале свою физиономию. Одутловатость придала выражению лица оттенок безнадежности, простимулированная инъекцией щетина лежала неровными пятнами, кожа была сухой и морщинистой, хотя и бугрилась отеками. Отвратительное зрелище, жители центра могли себе позволить нормальную косметическую операцию, лаборанты и клерки среднего звена питались тем, чем давали, а дышали тем, чем придется. И хорошо, отличить Улисса от того, под чьей личиной он сейчас находился, смогли бы разве что судмедэксперты. Охране у мониторов слежения это не по плечу. Автоматике – тем более.
Пророкотал звук спускаемой воды. Пригладив короткий ежик мокрыми ладонями, Улисс пропустил вперед себя человека в таком же, как у него, голубом комбинезоне, и только потом вышел к стеллажам, хмыкнув про себя на чуть приоткрытую дверцу с номером 5. Короткий укол боли в недрах его спящего естества, и шестая ячейка открылась без запинки, Улисс извлек оттуда в точности такой же, как у него, контейнер для личных вещей. Стоять он старался боком к камере, которая обозревала непосредственно стеллажи, чтобы не казалось, что он скрывает свое лицо, – тот, кто передал ему контейнер, уже вечером будет отсюда далеко, а вот сегодняшний прототип Улисса, номинальный агент Корпорации, завтра должен как ни в чем не бывало выйти на работу. И к нему не должно быть никаких претензий. Человек просто положил контейнер, просто его извлек и просто вышел на лифтовую площадку.
С легким покалыванием в ладони Улисс проследил, как слабые огоньки ячеек памяти внутри стеллажа сменили полярность. Следы стерты.
Карточка снова пискнула, отмечая проход через периметр. Тут же, секунда в секунду, звякнула шестая шахта, впуская Улисса в свои жаркие объятия. Горячий воздух поднимался с нижних уровней – кондиционеры не справлялись. В очередях через пропускные пункты говорили, что даже в лифтах для местного начальства было отнюдь не прохладно. Это была, конечно же, неправда. А еще говорили, что в кабинах повсеместно установлены приборы электромагнитной наводки – если требовалось, они сбивали работу нейроимплантатов. А вот это было зачастую абсолютной истиной. Рядовой агент, полагающийся на обколотые мышцы и скрытые детекторы, без специального защитного механизма становился тут обычным беспомощным человеком. А мог стать просто инвалидом.