— Аминь! — в зеленых глазах сверкнула молния. — Милорд, как насчет горной охоты? Куиллендцы пожаловали к нам? Очень хорошо! А мы пожалуем к ним!
— Хороший план, — одобрил Лэннион, — очень хороший. Только когда ты увидишь, что творят недомерки, ты положишь всех своих людей и сдохнешь сам, прежде чем вырежут еще пару деревень.
— Сдохнешь? — на красивых губах Джеральда мелькнула тень его всегдашней улыбки. Улыбки, которая так бесила короля. — Что-то мне не верится, что дружина Лэнниона удерет, бросив нас на произвол судьбы.
— Правильно не веришь, — махнул рукой граф, — сдохнем вместе. Нужно задержать этих гадов.
— Гномы... Гномы из сказок... До сих пор не верится, — пробормотал Джеральд, ероша свои и без того спутанные светлые волосы.
— Проведи своих через Сент-Кэтрин-Мид. Они будут лучше сражаться. Мы догоним эту шваль к полудню.
— Может, выждем до вечера? Айнсвик славится пивом, пусть перепьются...
— Они от пива не засыпают, а звереют. И врасплох их не застанешь, в темноте они видят не хуже кошек. Одни гуляют, другие сторожат. На марше их не взять, я попробовал... Вернее, не я, Джекки Хендред. Не вынес того, что увидел. Зато мы теперь знаем, как гномы встречают конницу. До вчерашнего дня я думал, что у нас хорошие копья и крепкая броня...
— Дьявольщина! — Джеральд стиснул руками столешницу так, что побелели костяшки пальцев. — Должна же на них быть управа!
— Она и была! Эльфы и Доаделлины...
— Ну, спасибо, — де Райнор зло усмехнулся. — Эльфы исчезли три сотни лет назад, а Доаделлинов мы прикончили своими руками...
— Мы? — переспросил Лэннион. — Помнится, ты родился через тринадцать лет после Айнсвика.
Джеральд махнул рукой. Внук пришедшего с первым Дангельтом обнищавшего ледгундского рыцаря, получившего титул и часть земель Элгеллов, он вырос большим олбарийцем, чем многие олбарийцы. А вот короля де Райнор не любил и не скрывал этого, он вообще был дьявольски смел. Идти в бой с Джеральдом одно удовольствие, но бой этот будет последним. Шарт — это шарт.
— Милорд! — Веснушчатый дружинник в цветах Элгеллов топтался на пороге, и лицо его было каким-то странным.
— Дэвид? — поднял бровь Джеральд. Он знал чуть ли не всех своих людей поименно.
— Милорд, тут... Ну, девчонка одна до вас просится, говорит, дело.
— Что за девчонка? — быстро спросил де Райнор.
— Обычная девчонка, местная...
— Давай сюда, вдруг что важное.
— Только, — Дэвид пару раз переступил с ноги на ногу, — сдается мне, не в себе она... Тут дело такое. Городишко ихний пожгли, она в лесу пряталась...
— Ну так какого черта?
— Сам не знаю, — воин казался удивленным, — есть в ней что-то...
— Хорошо, — положил конец сомнением Лэннион. — Пусти.
Девушка оказалась совсем молоденькой, лет семнадцати, не больше. Светленькая, худенькая, она едва доставала Джеральду до плеча и, казалось, сама не понимала, как и зачем здесь очутилась. Зато Лэннион понял, почему воин привел ее к своему лорду. Эту крестьянку нельзя было оттолкнуть, нельзя, и все тут!
Джеральд с удивлением разглядывал гостью, явно не зная, с чего начать разговор. Его начала девушка.
— Милорды, — голосок ее был звонким и нежным, а светлые глаза смотрели растерянно и грустно, но внезапно в них сверкнула сталь, и графу Одри захотелось встать и преклонить колено перед истинным величием и истинной силой. — Милорды! Олбария в опасности, наш долг остановить вторжение!
6
— Я создам тысячелетнюю державу, — Маэлсехнайли Моосбахер поднял кружку с пивом. — Люди занимают слишком много места, но кто они такие? Скоты, жалкие, грязные скоты!
— Ты прав, мой гросс![2] — Толстый гном с множеством золотых цепей поверх кольчуги осушил свою кружку и впился крепкими зубами в свиной окорок. — Но у людей отменная пища.
— Потому я и не намерен истреблять всех, Ронинг, сын Кертьяльвальди. Нам нужны рабы, которые будут варить пиво, печь хлеб, коптить мясо. Я оставлю столько людей, сколько нужно, и ни на одного больше! Время, когда мы жили под землей и отдавали созданное своими руками в обмен на пищу, прошло. Мы возьмем то, что хотим, по праву сильного!
— И по праву рождения, — сверкнул глазами жрец Глубин Штребель. — Ведь мы — любимые дети самой Земли!
— Я уничтожу бесполезных людей, мне не нужны монахи, бродяги, купцы, знать, воины... Ха, — Маэлсехнайли стукнул кулаком по столу, — разве можно называть столь благородным словом жалких, тонкокостных ублюдков?
— Я против полного уничтожения знати, — покачал головой Шреппо, сын Лоппаринера, — сравни крестьянку и леди и сразу поймешь.
— Вождь не спит с переростками, — надменно произнес сын Моосбахера, — но ты прав, воины заслуживают награду за свои подвиги. Мы отберем подходящих женщин для развлечения. Благородное семя не прорастает в дурном чреве, наша раса избавлена от ублюдков.
— Это лишнее доказательство нашей избранности, — почти выкрикнул Штребель, — нашей избранности и никчемности вымерших эльфов! Если соитие эльфа и человека не является бесплодным, значит, эльфы такие же животные, как и люди. И подлежат уничтожению! Мир принадлежит гномам и только гномам! Мы — великий народ, соль земли, плоть от ее плоти, мы владеем ее недрами, но мы получим все!
— Все, что хотим, — поправил бригштандер[3] Лоппаринер, — ибо зачем нам море?
— Да, — подтвердил Маэлсехнайли, — мы возьмем все, что хотим, но сначала нас ждет работа! Много работы! Я намерен короноваться в день осеннего равноденствия в главном городе переростков. Нужно спешить. Пиновац, сын Вермана, есть ли отставшие?
— Этой ночью не вернулось трое воинов бригштандера Йель-бан-Тук-унд-цу-Плаха. Дознание показало, что они углубились в лес, преследуя женщину.
— Отныне отставшие подлежат казни, — Маэлсехнайли хлопнул ладонью по залитому пивом столу, — Пиновац, проследи, чтоб начальники дезертиров, начиная с цвельфера[4] и кончая штандером[5], подверглись взысканию. Я не позволю распускаться!
— Слушаю, мой гросс! — вскинул руку Пиновац.
3
Бригштандер - военный вождь, изначально командующий бригштандом, соединением, в котором не менее пяти тысяч воинов, однако звание бригштандера может просто указывать на высокое положение.