В дверях стоял мальчик, Санир, один из шестилеток.
И Эйс внезапно поняла, почему она тут оказалась, вспомнила ежедневный ужас этой сцены. Санир молча подошёл к мистеру Уоткинсу и обратился:
— Сэр?
Уоткинс поднял взгляд и вздохнул:
— И что ты сделал в этот раз?
— Мисс Хейнс прислала меня сюда потому, что я шумел в классе.
— Ну почему каждый раз одно и то же, несносный ты ребёнок?
Дети отвлеклись от задач, и Уоткинс, как обычно, играл на публику, превращая это в какую-то ужасную комедию. Санир был едва ли не единственным мальчиком в классе мисс Хейнс, которого наказывали, во всяком случае, единственным, кого она присылала к мистеру Уоткинсу, который был директором. Как минимум раз в две недели он появлялся перед классом, чтобы повиниться в очередных своих прегрешениях. Уоткинс театрально бранил мальчика, а затем нагибал его через своё колено и шлёпал его три или четыре раза.
На переменах говорили о том, что Уоткинс и мисс Хейнс встречаются. Но никто в этом не был уверен.
Уоткинс схватил мальчика-азиата за волосы на затылке и нагнул его через колено.
— Что же нам с тобой делать? — спросил он и замахнулся рукой.
Дороти в этот момент всегда хотелось уйти или остановить это, но она не могла себе даже представить, что сделает такое.
А Эйс не колебалась.
— А ну поставь его, мразь! — крикнула она, вставая. В классе зависла мёртвая тишина.
— Что ты сказала? — прошептал учитель, опуская руку. — Как ты меня назвала?
— Я сказала «мразь». Худших ругательств я в восемь лет ещё не знала.
Эйс опрокинула ногой парту и, на глазах поражённых одноклассников, подошла к столу учителя.
— Я ненавидела это место, и тебя ненавидела, потому что тебе нравилось делать это, — она сложила руки на груди и смотрела на побагровевшего учителя. — То, что ты заставил меня выглядеть, как ребёнок, ещё не значит, что я должна себя вести как маленькая.
Она ожидала, что Уоткинс попытается наказать её так же. И тогда она узнает, будет ли удар между ног менее болезненным, если ударит маленькая девочка. Но дверь снова открылась, и в класс вальяжно зашёл Чед Бойл.
— Простите, я опоздал, — пробормотал он, уставившись в пол, а затем поднял голову, и в его глазах сверкнула радость: — Что, снова проблемы с паком?
Эйс сверкнула на него взглядом, жалея о своём девчачьем виде.
— От человека не зависит то, кем он родился. У тебя самого проблем полно. Это по твоему лицу видно. Но это не значит, что тебе можно причинять боль другим людям. Не произноси больше это слово.
Весь класс взорвался хохотом.
— Какое слово, командирша Дотти? Слово «паки»? Тебе слово «паки» не нравится?
Эйс побежала на него, жалея, что у неё нет рогатки, или меча, или хоть чего-нибудь. Как ей драться по-взрослому? Сама попытка выставляла тебя ребёнком. С оружием она хотя бы себя саму смогла бы обмануть.
Боже, как же ей это было противно.
Бойл стоял и улыбался. Эйс ударила его со всей силы по животу, надеясь, что этим всё и закончится. Она уберётся отсюда. Но Бойл схватил её за руку, с пугающей силой заломал её, и Эйс вдруг оказалась распластанной на полу.
Уоткинс и Бойл стояли над ней. Дети смеялись и улюлюкали, даже Шрила.
Значит, они не ошиблись. Это был Ад. Худшее, что она могла себе представить — снова стать маленькой беззащитной девочкой. Дальше будет только хуже.
— Ты не сможешь уйти, — смеялся Бойл, поднимая её за волосы. — Тебе некуда деться. Мы будем повторять школу, и все мои друзья и учителя буду считать, что я самый лучший. Мы тебе покажем, что в тебе нет ничего особенного. Что ты просто дура, которая любит паков, и у которой мама шлюха. А потом, если тебе очень повезёт, я снова убью тебя кирпичом, и ты сможешь начать ещё что-нибудь, другую игру. Но ты не бойся, Дотти. Я буду тебя навещать. Мне здесь нравится. Кто теперь тебя спасёт?
Рука, державшая Эйс за волосы, болтала её голову из стороны в сторону. Она уже была почти готова сдаться, позволить разуму сломаться и потеряться во сне о далёкой, потерянной красоте.
И тут дверь снова открылась. В сырую теплоту Ада вошёл поток прохладного воздуха, пахнувшего весной.
— Уроки окончены! — проревел Доктор. — Отпусти её.
Бойл выпустил волосы Эйс и сердито взглянул на пришедшего. В его грудь уткнулся кончик зонта.
— Послушайте, — начал Уоткинс, — вы не можете…
— Заткнись! Ты не настоящий, — сверкнув взглядом на учителя, Доктор повернулся к своей спутнице: — Эйс, как ты?
Эйс смотрела на него и моргала. Она думала, что заплачет от радости, но вначале ей нужно было сделать совсем другое.
— Ублюдок! — крикнула она.
Её удар сбил Доктора с ног.
ГЛАВА 6
Нанесённый ущерб
Многие люди моложе тридцати забывают, что Анархия живёт рядом с Юстицией. Они хорошие подруги, но иногда Юстиция слышит шум у соседей и решает, что пора этим воспользоваться… есть, конечно же, много способов добиться нужного.
Обзор Пола Трейвера
живого выступления Джонни Чесса в Моулсе.
«New Musical Express», 18.7.98
Доктор отступал в дверь, обратно в инфернальный коридор, затем ещё в одну дверь, распахнувшуюся позади него. Он пытался защищаться от сыпавшихся на него ударов рук и ног.
— Меня из-за тебя убили! — кричала Эйс. — Мерзавец! Я хочу жить! Я не хочу остаться здесь!
Доктор споткнулся, потерял равновесие и упал на спину. Эйс смотрела на него сверху вниз. Доктор скривился, увидев страдание на её лице. Она сжимала и разжимала кулаки, и скрипела зубами, чтобы удержать просившиеся наружу слёзы.
— Я ненавидела эту школу, — сказала она, словно сама себе. — Я хотела никогда сюда не возвращаться, но тебе это удалось. У тебя всё получается.
Доктор мрачно смотрел на неё.
— Ты хотела летать со мной. Я предупредил тебя о риске. После Фенрика секретов не было.
— Так почему же я тогда мёртвая?
Эйс отчаянно хотелось, чтобы был какой-то разумный ответ, что какой-то враг держал Доктора на мушке, и Доктор был вынужден позволить Эйс задохнуться. Доктор смотрел на неё с непроницаемым лицом.
— Я играл в игру. Я проиграл.
Эйс потупилась в землю, потом посмотрела в небо, которое, как она только что поняла, было чудесного голубого оттенка, и пошла прочь, покусывая губу.
Глядя ей вслед, Доктор встал.
— Я пришёл за тобой! — крикнул он. — Я пожертвовал собой…
Он замолчал. Она, не оборачиваясь, отмахнулась от его слов. Кроме того, эта фраза, похоже, встревожила самого Доктора. Жертвование. Он огляделся по сторонам. Они были в саду, среди роз. Над ними светило нежное английское солнце. Птицы пели, пчёлы жужжали, в воздухе струился аромат.
— Вот где мы, значит, — рассеянно пробормотал Доктор.
Эйс было знакомо это чувство. Оно начиналось в животе и опускалось в кончики пальцев ног. Оно возникало, когда кто-то особенный отправлялся в дальнюю дорогу. Оно возникало, когда с первого этажа доносились крики и удары. Оно возникало, когда ты была одна, потерянная, в двадцати миллиардах миль от дома. Она приложила ладонь к сердцу.
О, снова в норме. Снова взрослая. Слава Богу. Она так яростно набросилась на Доктора, что даже не заметила этого.
Обычно у неё с собой бывало что-нибудь полезное на такие случаи. Что-то, чем можно было убедить врагов в том, что её не удастся запугать. Воины не показывают страх. Но в этот раз враг не собирался уходить. Доктор просто отказался и от своей жизни тоже, его окончательно поглотило это коварное чувство вины, которое, как она всегда подозревала, было его главной мотивацией.
Ей придётся с этим жить. В промежутках между страданиями им придётся часто видеться.
Да. Это странно. Если это Ад, то почему этот сад такой прелестный? Может быть, контрасты нужны были для того, чтобы было что отбирать? Эйс подняла взгляд. В конце изгороди из белых роз в их сторону кто-то шёл.