Теперь вирусное существо пыталось увидеть ландшафт данных таким, каким его видел Доктор, создавая территорию как двухмерную карту. Он решил, что у этого повелителя времени был просто талант к аппроксимации. Ландшафт данных простирался не только в пространстве, но и во времени, а биологическая составляющая (человеческий термин, означающий биологическую аппаратную составляющую — Червю нравилось, как это звучит), в которой он был расположен, была переплетена симбиотическими ядрами. Они не поддавались анализу, что, учитывая ресурсы Времяточца, было поразительно. Они были, насколько существо могло понять, атомными ядрами, которые каким-то образом действовали разумно, координируя нервную систему носителя на гиперпространственном уровне.
Времяточец начинал понимать, что носитель представлял собой намного больше, чем просто разум. Само понятие памяти в таком существе было сложным. Воспоминания о будущем, об альтернативных возможностях выдуманных тахионных вселенных — ко всему этому был доступ.
Времяточец не знал, понял ли это сам носитель. Вопрос оставался открытым, он мерцал в спиральной структуре Червя.
— Чёрт!
Эйс осматривала город, в котором они с Доктором оказались. Огромные мосты соединяли небоскрёбы, туда-сюда сновали бесшумные монорельсы. Но всё это казалось фальшивым, как рафинированный мюзикл тридцатых годов. Много прямых углов, а из невидимых громкоговорителей ревёт жизнерадостная музыка. Она посмотрела на Доктора. Он ошеломлённо оглядывался по сторонам, он был в ужасе.
— Это неправильно, — бормотал он. — На карте было не это.
Эйс пожала плечами:
— Может быть, карта неправильная. Но в любом случае, раз Времяточец кинул нас сюда, ничего хорошего тут не будет, да? Давай осмотримся.
Она пошла, затем оглянулась и увидела, что Доктор продолжает стоять на месте.
— Ну же, Профессор, идём!
Но Доктор заметил ещё что-то. На фасаде одного из зданий висело огромное полотнище. Свастика.
Эйс вернулась, чтобы посмотреть, что так заворожило повелителя времени.
— О нет, — вздохнула она. — Снова нацисты. Ненавижу нацистов.
— Я тоже, — Доктор посмотрел на знамя. — Особенно здесь. Это важное место. Оно не должно быть так украшено.
— Ты уверен, что раньше тут не бывал?
— Уверен. Но я хорошо знаю это место. И у меня здесь есть друзья. Один из них жил тут. Что же с ним случилось?
Хеммингс стоял перед своим письменным столом, завершая обустройство своего штаба. Он снял с себя скафандр и оделся в униформу собственного дизайна. Критики целей национал-социализма, подумал он, могли бы подумать, что он оденется в украшенную версию формы своего солдата, дополненную аксельбантами и незаслуженными медалями. Но нет. Единственным отличием его униформы было звание, всё ещё лейтенант, поскольку он не доказал в реальном, земном мире, что достоин большего. Это означало, что все его подчинённые должны были иметь более низкие звания, но поскольку они были лишь орудиями его воли, в более высокой иерархии пока что не было необходимости.
Хеммингс любил униформы, любил то, как они лишали людей всех их притязаний. Знакомое лицо в униформе было раскрытой личностью, наполненной силой взаимности. Особенной в послушании, свободной выражать общую цель целого.
И это целое было теперь тоже полностью реализовано. Город гудел жизнью, жители шли по своим делам, куда бы Хеммингс не бросил свой величественный взгляд. Иногда у него возникало подозрение, что они прекращали существовать, как только он отводил взгляд, но на первых порах это было простительно.
Возможно, он скоро даст им индивидуальные сознания, родит целую цивилизацию, основанную на нацистских идеалах, без всех этих изматывающих политических процессов. Население будет довольно и изберёт его своим лидером. В таком идеальном обществе не будет несогласия. А если и будет, с ним быстро расправятся.
Затем, со временем, это его маленькое Княжество Валхалла, быть может, поборется за другой район, захватит новые территории, пока эта система не будет установлена повсеместно. Что за космическое соперничество это будет! А ведь он ещё даже не допросил пленного! Его ещё столько ждёт. Он всегда мечтал о такой возможности. Полное знание о мире, возможность его изменять, воля сделать его лучше. Он решил, что ему сейчас очень нужен компаньон, который напоминал бы ему о более простых вещах, которого можно было бы взрастить по своему подобию.
Постучал адъютант; он быстро зашёл и протянул лист бумаги. Хеммингс подумал, что в будущем нужно будет добиться выполнения всех формальностей. Нужно было не просто сделать так, что адъютант зашёл, а чтобы тот постучал, а он ему позволил войти. По крайней мере, нужно было, чтобы новости являлись в письменной форме, тысячи новостей о размере, скорости роста и населении его безымянного города, назвать который он позволит гражданам. Он знал, что это за новости. В конце концов, это же были его владения.
Доктор и Эйс прибыли, и за ними следили.
— Ну что же, — улыбнулся Хеммингс, потирая руки. — Давайте впустим их и устроим сюрприз.
Отряд солдат заметил Эйс и Доктора и открыл по ним огонь.
— Бежим! — закричала Эйс и потащила Доктора за угол здания. Он как будто не хотел этого, он словно готов был подставиться под шквал огня, поливавшего тротуар.
Они спрятались, тяжело дыша. Эйс подумала, что этот город был внимателен к уюту. Не было мусора, в котором можно было спрятаться. Небось, и монорельсы ходят чётко по расписанию. Она посмотрела на Доктора. Доктор пытался взломать замок в двери в стене, за которой они прятались.
У него получилось, и он зашёл вовнутрь. Эйс пошла за ним, оглянувшись; солдаты за ними не бежали, а куда-то пропали. Ага, очередная ловушка.
Пожав плечами, она зашла вовнутрь.
За дверью был коридор, вычищенный добела и пахнущий антисептиком. Эйс подумала, что это какая-то потусторонняя больница, возможно, место, куда приходили умирать не сбывшиеся мечты. Доктор пошёл вперёд, всё ещё без свойственной ему уверенности. Это очень беспокоило Эйс, почти так, словно это сделали с ней. Доктор совершил одну ошибку, позволил её убить, а теперь у него, похоже, не было надежды, не было тех планов, которые всегда спасали его голову. В этот раз у него была только цель и никаких мыслей о том, как туда попасть. Даже мелкие фокусы этого места его, похоже, удивляли.
Возможно, в этот раз Доктор зашёл слишком далеко.
Эйс утешало то, что она сохраняла способность мыслить логически. Чувствуя, как её наполняют самые разные детские идеи и страхи, она смогла заменить то, что утратила, яростной приверженностью к её принципам. Преданность, доверие, сэндвичи с беконом и взрывчатые вещества. Ну, по крайней мере к двум последним. Для этого, — подумала она, — и были нужны большие идеи, чтобы не было нужно всё время думать. Как современный истребитель летит от момента к моменту, подстраивая крылья, рассчитывает, как ему лететь в следующую секунду. Где-то она читала об этом. Так вот, для того, чтобы летать, нужно что-то, что держится в воздухе и не падает, что-то аэродинамическое. Вот для чего нужны принципы: простые крылья для людей, у которых есть проблемы с полётом. Для таких, какой сейчас была Эйс.
Ей пришла в голову мысль, что любой из солдат-нацистов согласился бы с ней. Может быть, из-за того, что Доктор такая сволочь, она и сама уже не та, кем была?
Она вздохнула и подошла к нему; он стоял возле двойной двери. Он сосредоточенно прислушивался.
— Здесь он раньше жил, — прошептал он, — если я правильно помню план помещения.
Он осторожно открыл дверь и зашёл вовнутрь. Эйс зашла за ним.
Включился прожектор, и двери за ними захлопнулись. Эйс обернулась — они были окружены солдатами. С вершины архитектурно невозможной арки им мрачно улыбался Руперт Хеммингс. Позади него сиял экран, на котором постоянно возникали и исчезали образы крови и ужаса, прославлявшие его создателя.