— Именно. — Злоба покинула небритую физиономию собеседника, уступая место тщательно скрываемой боли. — Они выносят приговор, я приношу дурные вести. И делаю всю работу. Как обычно… В любом случае, я не отпущу мясника. И пока ты будешь выманивать его, я пойду по следу.
— Будто у нас остается иной выбор…
— Вот и договорились. — Не желая дослушивать, Реон зашагал в сторону пристани, одним своим видом заставляя зевак освобождать дорогу. Не бедняков, привыкших унижаться. Виднейшие люди города отступали при приближении охотника на демонов. И дело было вовсе не в умении убивать. Держу пари, потеряй он обе руки, и толстосумы все равно не рисковали бы встречаться с ним без особой необходимости. Скорее, подослали бы ассасинов и до самого утра тряслись в ужасе, что кто-нибудь предупредит жертву.
Странная штука харизма. В большинстве разговоров ее упоминают лишь в положительном ключе, но бывают и исключения. И попробуй угадай, лучше ли обаяние холодной ауры страха… Я бы предпочел первое, но кто даст возможность выбирать?
— Малыш Ао. — Старый Тит под руку с Инси занял освобожденное храмовником место. Перед ним тоже расступались, но лишь из-за почтения к возрасту. — Девочка говорит, ты берешь ее на войну.
— Девочка говорит правду. — Кивнул я, поверх голов глядя на спорящих о чем-то братьях, готовых сцепиться задолго до назначенной даты. Обстановка накалялась, и хотелось верить в способность отца держать родню в стальных тисках.
— Она — рабыня, — грустно пробормотал главный слуга, — но неужели ты столь глуп и жесток, чтобы выбрасывать жизнь наивного ребенка словно порванную рубаху?
— Разумеется нет…
— Я могу сражаться! — Влезла в диалог луамка и, тут же смутившись, втянула голову в плечи и заговорила куда тише. — Я правда могу. Меня несколько месяцев обучали.
— А твоих соперников — несколько лет!
— Но наставники говорят, я очень талантливая… — Под взглядом старика девушка оробела настолько, что наверняка бы убежала, не держи того под руку.
— Они говорят так очень многим. И большинству — весьма справедливо. Вот только, — дожимая собеседницу, Тит сердито нахмурился, — сколько таких талантливых умирают в первом же бою?
— А сколько из бежавших от боя достигают мастерства? — Вступился я за подопечную. — Она действительно одаренная и станет выдающейся мечницей. А если враг окажется слишком силен — просто сдастся. В иной ситуации такой возможности точно не будет.
— Малыш Ао, как поживает твой дядя Азеос? — Резко сменил тему дед, и я, не понимая к чему он клонит, ответил честно:
— У меня нет такого дяди.
— Он мертв. В последний день войны нарвался на копье озверевшего наемника-дорийца. — Безжалостно заявил Тит и тут же продолжил наступление. — А дядя Никандрос?
— У меня…
— Он мертв. — Перебил старик. — Погребен заживо под разрушенным магией зданием. — А дядя твоего отца, сын Лаорхиса Ивадрис?
— Слушай…
— Мертв. Сожран запущенной в узкий переулок мантикорой. Мы так и не выяснили, кому принадлежала тварь. И то лишь члены рода. А что говорить о прочих? И ты хочешь…
— Хочу. — Настала моя очередь обрывать слугу на полуслове. — И она хочет. И не верь я в ее способность выжить — оставил бы здесь. Но она справится.
— Это ваше решение, господин Аомар, — Тит резко, насколько позволяло дряхлое тело, освободился от опеки Инси, — и вам нести ответственность.
Гордо вскинув подбородок он неспешно прошел мимо, и мне оставалось лишь констатировать его полную правоту. За каждое принятое решение ответственность будет нести только один человек. Я.
6. Феникс
Конец марта — наипоганейшее время.
Теплый песок еще не разогревается до температуры раскаленной сковороды. Воздух не обжигает легкие. Солнце не давит виски с достойной кузнеца силой и упорством, а кожа не облезает лоскутами от пятнадцати минут под прямыми полуденными лучами. Но вот ветер… Колючий как битое стекло весенний суховей накрывает оказавшиеся на пути города и селения таким количеством песка, словно пытается навеки засыпать их и стереть всякую память о самом существовании человеческой цивилизации.
Хуже марта только апрель, июнь, июль и август. Второй месяц весны просто продолжает набрасывать безжалостное покрывало пустыни на поймы и оазисы. Зато лето… Лето в Сиере по накалу жары не уступает добротной каменной печи. Пересыхают ручьи, мелеют реки, хищники без видимого повода бросаются на людей, а скот дохнет от жажды.
Приезжающие в “жемчужину юга” путешественники проклинают недружелюбный континент…
Интересно, что бы они сказали, окажись тут в мае? И как долго рассказывали бы у себя дома о бесконечных стаях саранчи, затмевающих небо и сгрызающих счастливые растения, пережившие песчаные бури ранней весны?
— Уважаемые, — Послышался из соседнего помещения довольный голос Батамута, — жрать готово.
— Получилось как в тот раз? — Густым, абсолютно не вяжущимся с внешностью голосом спросил Красавчик, расчесывая пижонскую бородку. Он вообще профессионально совмещал несовместимое. Уродливый рваный шрам на левой щеке и красивое мужественное лицо. Постоянные пляски вокруг собственной привлекательности в глазах противоположного пола и неофициальное звание лучшего убийцы южного побережья. Великолепное владение луком и казалось бы конкурирующую с ним боевую магию. Даже диковинные дорийские штаны из тонкой шерсти в его исполнении не противоречили классическим эолским сандалиям. Всем своим существованием наемник будто бросал вызов обыденности и привычному укладу. Но кого волновали подобные мелочи, если он мог играючи отстреливать неугодных мне людей, оставаясь незаметным до последнего вздоха жертвы?
— Не нравится — не ешь. — Откликнулся Батамут. Зайдя в гостиную (если так можно было называть большую из двух комнат нашего логова), он опустил на середину стола здоровенный чан с непонятным варевом. В котле угадывались крупа, сухофрукты и какое-то мясо. С некоторым допущением мешанина даже тянула на высокое звание каши.
— Был бы выбор. — Вздохнул лучник, привередливо выковыривая из условно съедобной бурды мелкую кость.
— Однажды, — влез в разговор сутулый старикан, устроившийся рядом с выходом, — наш отряд забросило к Гихейскому заливу…
— Давно?
— Аккурат в середине второй серебряной. — Спокойно ответил дед, нежно поглаживая окованный тонкими стальными пластинами посох. “Громобой” едва слышно потрескивал, а его владелец продолжал меланхолично щекотать пальцами древко, вспоминая далекие события одной из жутчайших мясорубок в истории. — В общем, плыли мы себе спокойненько к Татросу, но чтобы не столкнуться с неприятелем — ночью. Луны нет, небо в облаках, дождина хлещет как из ведра. Ну рулевой, мир праху, и налетел на отмель. Днище пополам разорвало, мы кое-как до берега добарахтались и затихарились.
— И? — Высунулась из кухни заинтересованная мордашка завороженно слушавшей любые небылицы Инси. Ее наличие в ударном отряде до последнего обсуждалось и оспаривалось, но в последний момент коллективный разум принял волевое решение взять рабыню с собой. Во-первых, за четыре месяца девочка научилась неплохо орудовать кинжалами, худо-бедно защищаясь от большинства атак. А во-вторых, проклятая сама активно требовала сопровождать господина в намечающуюся разборку с братьями. И пусть она даже близко не подобралась к умениям шинковать противника на части из прошлой жизни, без реальной боевой практики ее развитие было обречено. И, как бы безумно это не звучало, я верил в юную помощницу.
— И не перебивай старших! — Строго велел Фесей, одарив тем не менее девушку беззубой улыбкой. — В общем, с рассветом огляделись, а вокруг жопень. Болото болотистое, хрен пройдешь. Пара ребят окочурились, черт разберет от чего. То ли укусила змеюка какая, то ли от холода. Под ногами — жижа. На деревьях — шорох и шевеления непонятные. Лягушки с кота размером мимо скачут. Кузнечики — с ладонь… Или не кузнечики. Я и в домашних-то жуках не бум-бум, чтоб гихейских различать. А до ближайшего селения дня два шкандыбать. Минимум!
— И? — На этот раз не выдержал замерший за спиной Инси Батамут.
— И знал бы какая молодежь в Сиере — захватил розги. — Вздохнул дед. — В общем, покумекали мы и отправились в путь. С водой проблем нет, дожди же, но харчи с кораблем утопли. Мы, значит, и давай всяких сколопендр жевать. Огонь разводить нельзя, чтоб позицию не выдать, а сырые насекомые…