С невинным личиком она полила им рис в тарелке Дэна и, поднеся ко рту бокал с вином, исподлобья наблюдала, как Дэн отправляет в рот первый кусок.
Отбросив вилку и зажав рот руками, он бросился в ванную; Одри же продолжала спокойно потягивать вино.
Он вернулся через несколько минут, подозрительно спокойный, но бледный.
— Ты чудесная хозяюшка, — склонившись над ней, мягко проговорил он.
— В духовке яблочный пирог, — словно в продолжение обычного разговора предложила она.
— Отлично, но мне что-то не хочется больше есть. У меня проснулся аппетит другого рода…
— Нет! — вскрикнула Одри, уронив вилку. — Я не позволю тебе использовать меня.
— И как ты собираешься меня остановить, милая?
Одри молча закусила губу. Она и впрямь не смогла бы остановить его… Он куда сильнее!.. Но Дэн ведь явно не из тех мужчин, которые могут наслаждаться любовью с дающей им отпор женщиной.
— Учти, дружок, я буду защищаться!
— Как страшно, — обнажая ряд ровных белых зубов, рассмеялся Дэн.
— Я не шучу. Тебе придется применить силу, иначе…
— Посмотрим!
Взяв Одри под руку, он поднял ее из-за стола и повел из кухни. Одри не на шутку испугалась его натиска и попыталась исправить дело:
— Я… я собиралась сварить кофе.
— Опять врешь?
— Нет, — поспешно солгала Одри, — я действительно хочу выпить кофе. Наверняка и ты не откажешься от чашечки. Ну, пожалуйста, Дэниел! Я так хочу немного взбодриться.
— Ладно, — спокойно согласился он. — Но это последняя отсрочка, которую я тебе даю. — И, усмехаясь, добавил: — Ты ведь, наверное, легко определишь, где хранится крысиный яд.
— Если бы знала, использовала бы его раньше, — хмуро ответила Одри.
Пока он наливал в кофеварку воду, Одри тупо смотрела на огонь и думала о том, что единственное, чего она добилась, — это лишь небольшой отсрочки. Он явно хочет овладеть ею и добьется своего; и пока ее тело будет наслаждаться его близостью — чего скрывать, она будет рада ей, — ее гордость будет медленно умирать. С какой-то немой отстраненностью она неотрывно смотрела на горящие в камине поленья. Чудесный запах душистой сосновой смолы смешивался с запахом закипавшего кофе. Дождь лупил по окнам, завывавший в верхушках сосен ветер порывисто ударял о стены хижины, а Одри чувствовала себя жертвой, ожидавшей гильотины.
Дэн достал из бара бутылку коньяка и два широких бокала. Поставив поднос на столик, он налил из кофеварки дымящийся ароматный напиток и, подав одну из чашек Одри, уселся со своей в кресло напротив. Огоньки пламени играли в его синих глазах, освещали его мужественные черты, словно выточенные из камня, бросая на лицо красноватый отблеск.
— Выпьешь немного коньяку? — предложил он.
— Нет, еще чего!
— Совсем чуть-чуть, это поможет тебе расслабиться.
Она снова хотела отказаться, но потом передумала и кивнула. Может, спиртное и впрямь придаст ей решительности… Или притупит чувства…
Дэн налил ей совсем немного коньяку, даже меньше, чем она ожидала. Когда она поднесла бокал ко рту, рука так дрожала, что край его застучал о зубы. Она проглотила ароматную жидкость так, словно это было лекарство, и попросила налить еще. Дэн отказался, усмехнувшись.
— Думаю, милая, тебе достаточно. Ты с утра ничего не ела, так что алкоголь ударит в голову. Я за тебя не ручаюсь!
— Мне все равно.
— А мне нет, — спокойно сказал он. — Я не хочу, чтобы тебе стало дурно. У нас ведь впереди целая ночь, и я обещал тебе медленное и долгое наслаждение.
Одри в ужасе вскочила на ноги. Но прежде чем она успела сделать шаг, он встал рядом. Коснувшись ее мягких волос, он сжал ее лицо в своих ладонях и провел большими пальцами по высоким скулам. Она смотрела на него снизу вверх своими огромными зелеными глазами, и тогда он начал покрывать поцелуями ее щеки, веки, ее брови, кончик носа, уголки губ, нежную линию подбородка.
— Я так долго ждал этого момента, — прошептал он. — И я хочу, чтобы ты отвечала на мои ласки. — Закрепив свое предложение поцелуем, он продолжил: — Я хочу видеть твое лицо, в то время как буду высекать искры наслаждения из твоего тела, пока оно не загорится… Я хочу чувствовать в тебе дрожь желания… Хочу слышать твои стоны… И, наконец, хочу услышать твою мольбу, когда ты уже будешь не в силах выносить мои ласки и сама станешь молить меня о соитии…
Сердце Одри билось с такой бешеной силой, что ей было трудно дышать. Но еще труднее было сдерживать томление плоти. И все-таки она взяла себя в руки и произнесла: