— До смерти, — сказал, — не забуду твоей храбрости, верный мой рыцарь.
И этот самый пыльный городишко у черта на рогах в управление пожаловал. А потом, как провожал на новое место службы, как обнимал по-отечески при всех, на ухо шепнул:
— О Милославе забудь. Не позволю, чтобы всякий смазливый честолюбец ей голову морочил.
А по весне до городка стали доходить слухи, что королевна Милослава просватана за сына восточного соседа…
Тихий стук в дверь прервал горестные воспоминания, и в покои правителя сунулся старый доверенный слуга.
— Мой господин, к тебе давешний бродяга просится, рожа разбойничья. Говорит, ждешь его.
— Пусть войдет, нечего гостя ночью за порогом держать, — велел Далибор и усмехнулся. Вот так, король Грегур, «смазливый честолюбец» себе голову морочить тоже не позволит.
— Выполнил все в точности, господин градоправитель, — сказал ночной гость и коротко поклонился. — Я не промахиваюсь, так что не сомневайся и оплату готовь.
Гостя звали Вукашином, и был он в самом деле разбойник: что по роже — раскроенной надвое старым шрамом, что по делам, за какие честный человек в жизни не возьмется. Ну так что ж? Дело было трудное, деликатное, не каждому по плечу. А честь исполнителя Далибора совсем не заботила, напротив: меньше чести — меньше разговоров.
— Садись, Вукашин, в ногах правды нет, — он указал на кресло, сам выставил на столик кубки и напротив устроился. — Чем докажешь, что королевич мертв?
Разбойник сел, вытянул длинные ноги, руки на груди скрестил.
— Доказывать мне без надобности: сам через неделю-другую увидишь, как только встанут войска его батюшки на твоей границе. А они встанут — ручаюсь головой.
Если встанут — это ничего, это даже к лучшему. Сможет ли убитый горем старик собрать достойную армию? Сможет ли повести ее в бой? А к тому же у соседей нет и никогда не было боевых магов. Так что войны Далибор не боялся, на войну он очень даже рассчитывал. На войну и на победу: теперь, когда жених Милушки мертв, сможет ли Грегур второй раз отказать спасителю и победителю?
— Ну раз так, то держи свою оплату, — Далибор кинул разбойнику кошель и взялся за кувшин, — да и выпей со мной, успех наш почествуй.
Пока Далибор разливал вино, Вукашин вытряс на столешницу монеты и разложил их равными кучками.
— Эй, господин градоправитель, тут ведь только половина.
— Вторую получишь, когда я своими глазами подтверждение увижу.
— Это войну-то? — разбойник недоверчиво хмыкнул. — А то как побьют тебя, с кого я тогда свое серебро получу?
— Как ты не промахиваешься, так и я не проигрываю, — ответил Далибор и поднял кубок. — За удачное завершение.
— За удачное, — согласился гость и одним духом осушил посудину, — все же отличное у тебя вино, крепкое…
И тут же, схватившись за горло, в кресло повалился.
— Маловер ты, Вукашин. Говорил же: не проигрываю. Вот я тебе поверил, а ты… эх!
Далибор сгреб назад в кошель рассыпанные по столу монеты, повернул перстень камнем наружу и позвал слугу.
— Прибери тут, а я, пожалуй, спать пойду.
Беда, как всегда и случается, пришла неожиданно.
В тот день у городских ворот несли дозор Радко да Пламен, сыновья сотника Горана старшие братья белокурой Ивки. На закате заметили они верхового, что мчался степью со стороны приграничной крепостицы.
— Ишь, несется… будто черти по пятам гонятся, — проворчал Пламен, прикрываясь ладонью от заревого солнца, — не к нам ли?
— Ясное дело к нам, куда еще? — отозвался Радко. — Хлопот бы с собой не привез, а то чует сердце…
А Всадник все приближался.
Наконец, увидели братья, что конь покрыт кровавой пеной, а человек в плаще черного вестника, верхом едва держится. И в руках его сломанное копье, на котором реет багряный стяг войны.
— Не хлопоты он везет, брат Радомир, а беду. Поднимай людей, зови отца.
Едва доскакал вестник до городских ворот, загнанный конь его издох, да и сам он со стрелой между лопаток прожил недолго. Только и успел сказать, что с востока идет армия, какой никогда здесь не видывали. И что приграничье пало: не сегодня-завтра враг будет у стен города.