Ныне же Сергееву предстояло столкнуться с Бугровым лицом к лицу. Егор взглянул на ходики: без десяти шесть. Василий Ильич просыпается как часы, ровно в шесть, а значит, тотчас зазвонит да еще наорет, что не Воробьев, а он докладывает ему об отсутствии света. Егор услышал, как скребется за шкафом мышь, и спохватился о кошке. Василий Ильич лично ему приказал найти кошку. Да, именно кошку, а не кота, так как кошка — зверь чистоплотный, до мышей злая, а то последние добрались до протоколов. О кошке Воробьев и позабыл, а худо это, распоряжения начальства забывать…
Он снял трубку и попросил 2-16. Через секунду на другом конце провода сняли трубку.
IV
Труба котельной Краснокаменской ГРЭС не дымила. Самая высокая в городе, она была видна отовсюду, и жители по ней определяли свою жизнь: раз дымит, значит, свет будет. А где свет, там тепло и уют. Да и двухэтажное кирпичное здание станции, сделанное из красного обожженного кирпича, выглядело праздничным и нарядным. Рядом с ним вздымались леса, шла стройка, строился еще один машинный зал уже не для одной, а для двух турбин, и краснокаменцы с гордостью всем показывали: а вон и наш Днепрогэс!
Сергеев в черном, обитом смушкой тулупчике и шапке-кубанке стоял посреди двора электростанции, выслушивая сбивчивые объяснения сторожа Ильи Лукича Зеленого. Широкоскулое, обветренное лицо Сергеева с резкими морщинами еще больше подчеркивало ту угрюмость, которую Василий Ильич напускал на себя при расследовании любых дел. Дул злой, не по-весеннему резкий ветер. Сергеев ежился, пряча в густые усы тонкогубый рот, хмуря и сдвигая к переносице пышные черные брови. Воробьев, увидев мрачное лицо Сергеева и устрашенного им Лукича, тоже нахмурился. Теперь начальнику не перечь, иначе вообще отстранит от дел.
— …Я, это… чую, сон-то одолевает, — рассказывал Лукич, — ну, решил кипяточку позлее да заварки покруче. Ну, сладил чаек, попил, а меня еще боле! Кто знал, что они в заварку-то сыпанули!.. Хорошо ить осталась заварка, а то бы кто виноват был? Лукич Зеленый…
— Кто сыпанул, чево плетешь? — взвился Сергеев.
Еще утром Воробьев сам отвез остатки заварки в лабораторию, и там обнаружили частицы сонного зелья. Состав последнего был неизвестен, заварку отправили в Свердловск, но кто-то о зелье уж проболтался, что и взбесило Сергеева.
— Да ить все бают, — пролепетал старик.
— Кто тебе сказал, ну? — взяв Лукича за отвороты полушубка и притянув к себе, спросил Сергеев.
— Да Петро тот же Русанов и сказал, да все уж знают, — захрипел старик, и Сергеев отпустил его.
— Русанов, значит, — повторил Василий Ильич. — Бублики!.. А кто чаи разрешил распивать на охранном объекте, а? — прохрипел Сергеев.
— Дак ночью-то без чая как? — удивился Лукич.
— А в инструкции что записано? — язвительно спросил Василий Ильич.
Когда он чувствовал свою правоту и уже загонял противника в угол, ярость неожиданно уступала злой усмешке, что вконец изводило собеседника.
— А что записано? — не понял Лукич.
— Ты, значит, еще и инструкций своих не знаешь?! — усмехнулся Сергеев, в упор глядя на Лукича. Тот вспотел, замигал глазами, швыркая носом.
— Как не знаю, — забормотал Лукич. — Наше дело охранять!..
— Ты кто есть? — устав разводить антимонии, вспылил Сергеев.
— Как это кто? — не понял Лукич. — Я вить энтот…
— Ты боец охранного поста! — перебил его Сергеев. — Тебе доверено оружие, ты охраняешь особо важный объект. Любой шорох или появление на территории подозрительных лиц должны производить немедленную тревогу по всему караулу! А вы что здесь развели? Чаепития, закусывания, продовольственный ларек на посту!
— Дак я это, не всегда ем, я…
— Кто заходил к тебе вчера вечером? — перебил его Сергеев.
— Вчера?.. Петро Русанов заходил. Заварочки попросил. Парень одинокий, житье трудное, без родных, — вздохнул Лукич, — я уж его приваживаю, нам чо со старухой надо?.. Он заместо сына нам…
Сергеева точно кипятком ошпарило.
— Что?! Заварочки попросил? Какого же ты… — непонятно какой силой начотдела сумел себя удержать. — Вот так бублики! И Русанов, значит, вечером заходил, а потом насчет зелья сообщил?