— Хоть Ускембай и сын самого Аблая, но, когда жигит расскажет ему о наших разговорах, Ускембай из тигра станет ягненком! Ты, мальчуган, иди на улицу и посмотри, что будет делать этот жигит. Теперь прошу вас, друзья, кричите громче!
И высоким старческим фальцетом Алдар-Косе отчаянно заорал:
— Бай-ага дает пятьдесят баранов, двадцать коней! Пять верблюдов! Это его последнее слово!
— Э-э, ходжа, — громко заговорили жатаки, — раз аллах послал нам счастье, зачем отказываться! Мы не согласны!
— Пусть будет семьдесят баранов! — закричал Алдар-Косе. — Все равно больше Сансызбая вам никто не даст!
— Золото нам самим нужно, ходжа! Так и скажи своему баю!
— Верблюды должны быть одногорбые!
— Золотой песок! Пусть подавятся им наши враги!
— Тридцать коней! Самых лучших! Слышишь, ходжа? Ни одного меньше!
Алдар-Косе торговался отчаянно, как последний торгаш на базаре. Жатаки тоже не отставали. Всем стало жарко.
Когда мальчик-дозорный снова появился в юрте, голос Алдар-Косе уже начал по-настоящему хрипнуть, а жатаки устали от крика.
— Он слушал-слушал, потом ка-а-ак побежит обратно, к Большой юрте, — рассказывал юный дозорный, сверкая глазами. — Даже собаки за ним погнались!
— Кажется, лиса попалась в капкан, — сказал Алдар-Косе, снимая бороду и чалму. — Сейчас я остыну немного и поеду к Обжоре. Не забывайте, о чем я вам говорил. Завтрашняя победа зависит от вас.
— Мы не подведем, Алдакен, — ответил за всех рыжебородый казах. — Только веди себя осторожнее. Ведь тебе предстоит дальний путь, а из-за нас ты свернул с него. Если с тобой что-нибудь случится, жатаки всей степи нам этого никогда не простят…
— Хош! — простился Алдар-Косе, вышел из юрты, с помощью друзей, кряхтя, взобрался на коня, тронул поводья и медленно поехал к Мошеке-Обжоре.
Когда Алдакен садился в седло, то из юрты бая еще доносились крики и смех: богатеи угощали бия-судью. Но не успел конь сделать и нескольких шагов, как веселье в юрте стихло.
«Видно, жигит говорит о том, как он подслушивал и что услышал!» — про себя усмехнулся Алдар-Косе.
Так оно и было. Когда конь приблизился к Большой юрте, у которой был поднят входной войлок, то Алдар-Косе увидел освещенных светильником баев и судью. Жигит, стоя сбоку от Ускембая, что-то оживленно рассказывал внимательно слушающим богатеям.
Из темноты навстречу Алдар-Косе вышли два жигита. Один сразу юркнул в юрту, а второй, отдав салем, помог ходже сойти на землю.
Затем из юрты вынырнул первый жигит и, поздоровавшись с ходжой, попросил его от имени Мошеке-бая присоединиться к гостям.
Гости сидели на коврах. Сын Аблая Ускембай был худ и длинен, как шест — соил. Только там, где у соила петля для ловли коней, у тощего Ускембая — голова.
Бий-судья оказался еще не старым человеком, в меру округлым; его пышные щечки разрумянились от еды и питья, а узкие глазки казались едва видными щелками.
Хозяин юрты Мошеке-Обжора походил на большую бочку. У него не было заметно ни шеи, ни плеч — словно прямо на живот посадили толстую, круглую, как перевернутый котел — казан, смуглую до черноты голову.
Богатое угощение взволновало Алдар-Косе: он целый день не ел. А тут — груды баурсаков, похожих издали на шарики, истекающий жиром кеваб — мясо, жареное на вертеле, сочный, еще шипящий от воспоминаний об очаге куырдак — мелкие кусочки жареного мяса. На красивых блюдах лежали жент — творог, растертый с маслом и медом, колбаса — казы, сыр — курт.
Нечасто у бедняков случаются в жизни встречи с такими блюдами!
Оба бая и судья настороженно, с любопытством смотрели на входящего ходжу. Так как, судя по бороде, ходжа был старше всех присутствующих, то все встали, отдавая салем старейшему.
«Что же рассказал им жигит? — обеспокоенно подумал Алдар-Косе, занимая почетное место. — Не перепутал ли, не переврал ли чего?»
Начались положенные при встрече вопросы о родных, о здоровье, о том, что в последние дни видел прибывший, что слышал.
— Я чужой в этой степи, — сказал Алдар-Косе немощным голосом. — Я из рода Кенже, сын Масыбая…
Мошеке-Обжора не выдержал и первым спросил: не знает ли почтенный ходжа великого Сансызбая?
А Ускембай, глядя на «ходжу» немигающими глазами, полюбопытствовал: не слышал ли путник о жалобе жатаков, ради разбора которой сюда и приехал почтенный бий-судья?
Алдар-Косе ответил, что он плохо слышит и не разобрал вопросов. Затем, храня таинственный вид, придвинул себе жареное мясо.
Баи переглянулись с судьей.
— Угощайтесь, угощайтесь, — попросил Мошеке-Обжора. — У меня жарят мясо лучше, нежели у почтенного Сансызбая, — чем больше ешь, тем больше хочется!