Толстый родственник зажмурился от ужаса. Шик-Бермес словно окаменел, рука его так и застыла на полпути к лицу.
— Ты хотел встретиться со мной в степи, как жигит с жигитом, — сказал спокойно Алдар-Косе. — Помнишь, что ты сказал три ночи назад в ауле у Бапас-бая? Так вот, мы встретились!
— Казахи! — вдруг тоненьким голосом завопил Шик-Бермес. — Это… шайтан! Это не Алдар… не Косе…
— Ошалелая утка ныряет хвостом вперед! — усмехнулся Алдар-Косе. — Так и ты, бай, уже не понимаешь, что говоришь!
Шик-Бермес вдруг захрипел, покраснел, замахал рукой и медленно повалился на бок. Он смотрел в ужасе на Алдар-Косе, шевелил губами, но сказать ничего не мог.
Жигиты без всякого сожаления смотрели на онемевшего от испуга бая.
Глава тринадцатая
ТАЙНА ДАЛЬНИХ ГОР
Крылья большой мечты с годами не слабеют.
Жигитов Шик-Бермеса заставили отдать все ценности, которые они с помощью обмана собрали в других местах. Потом несколько жатаков вместе с толстым родственником поскакали вдогонку за отарой, отправленной Шик-Бермесом два дня назад в свой аул. Двое жигитов увезли онемевшего Шик-Бермеса.
— Везите медленно, — напутствовали их жатаки, — а то не довезете бая до его юрты!
Вскоре после отъезда Шик-Бермеса в аул прискакал Жиренше.
Он ворвался в юрту, где отдыхал Алдакен, бросился к нему на шею.
Друзья обнялись, долго молчали.
— Э-э, да ты уже настоящий палуан! — сказал Жиренше. — Как обнял меня — кости хрустнули! Значит, можно ехать к Дальним горам!
Как ни уговаривали Жиренше отдохнуть после большой дороги, он твердил одно: ехать, ехать, ехать.
— Если, конечно, Алдакен может сидеть в седле! — каждый раз добавлял он.
Алдар-Косе заявил, что на Желмае он может ехать хоть до самого неба.
Жигиты вышли готовить коней и Желмаю в дорогу, а Жиренше и Алдар-Косе рассказали друг другу обо всем, что произошло с ними.
Светлая, почти прозрачная бородка Жиренше тряслась от смеха, когда он показывал, как удивились баи, увидев вместо Алдакена его, Жиренше. Он показал, как выпучил глаза Мошеке-Обжора, как потерял напускную невозмутимость Аблай, как вцепился в свою толстую бороду Ергалы-бай.
Долго смеялись друзья над выдумками Жиренше, и даже плен Алдар-Косе и его избавление от казни стали казаться им если не веселой, то забавной историей.
Алдакен поведал своему спасителю происшествие с Шик-Бермесом. Жиренше удивился выдумке жадного бая.
— Мы часто забываем, — задумчиво промолвил он, — что враги тоже коварны и хитры. Пора уже показать баям нашу силу. Мы должны во что бы то ни стало привести в степь жигитов с Дальних гор. Я, Илхас и Жанша тоже поедем к Шойтасу. Теперь уж одного тебя мы не оставим!
Солнце еще не сделало и половины пути по небу, когда жатаки вышли в степь провожать Алдар-Косе, Жиренше, Илхаса и Жаншу.
— Скоро вернемся, родные! — сказал Алдакен.
— Ничего не бойтесь! — крикнул Жиренше. — Мы вернемся с надежной защитой!
Сначала ехали знакомой дорогой. К вечеру миновали брод через реку — тот самый, где черный Срым устроил засаду и захватил Алдакена.
За рекой пошли нетронутые степи. Они белели круглый год. Зимой — от снега, летом — от ковыля. Их так и называли Белыми.
Дав небольшую передышку Желмае и коням, жигиты провели в седлах всю ночь. К рассвету они миновали колодец Боз-Айгыр — место, на котором Жиренше ждал Алдакена и где жигиты узнали о том, что Алдакен попал в когти Аблая.
Выбрав ложбину поудобнее, всадники устроили привал. Сразу, даже не притронувшись к запасам еды, которую им дали с собой жатаки, заснули.
Илхаса и Жаншу разбудил смех. Смеялись Алдакен с Жиренше.
— Желекеш никак не хотел отпускать меня, — рассказывал Жиренше. — «Ты, говорит, должен ехать вместе со всеми салы и сэрэ». Я ему говорю: «При чем тут салы и сэрэ? Я этих музыкантов и певцов вижу первый раз в жизни! Ты же знаешь. Я попал к Бапасу по небу! Мне с тобой не по пути». Пришлось уехать от него не прощаясь.
— Но с друзьями ты договорился? — спросил Алдакен.
— Они схватят Желекеша и его жигитов, как только луна снова родится на небе. К этому времени мы с жигитами Шойтаса уже будем в степи! — уверенно произнес Жиренше.
Алдакен, как все люди, вновь вернувшиеся к жизни, был особенно весел и радостен. В седле и на земле, после еды и перед сном он без устали шутил, вспоминал забавные истории, остроумные проделки.