Путешественники вновь на дороге, где видны еще совсем свежие следы колес и копыт. Какой-то обоз, по-видимому, совсем недавно проехал по выжженной прерии.
Нет сомнения, что он двигался по направлению к Леоне; очень вероятно, что это правительственный обоз, направляющийся к форту[5] Индж. В таком случае, надо ехать по его следам.
Форт как раз на линии их пути, а оттуда недалеко и до места назначения.
Ничего лучшего как будто нельзя было и ждать. Капитан снова воспрянул духом и с чувством нескрываемого самодовольства отдал распоряжение трогаться.
На протяжении мили, а может быть, и больше, караван идет по найденным следам. Они ведут не по прямому направлению, но кружат вокруг обгоревших кустарников. Вид самодовольной уверенности постепенно сменяется у Кассия Кольхауна выражением мрачного уныния. Он понял, что следы сорока четырех колес, по которым они ехали, были следами их собственного обоза.
Глава II
СЛЕД ЛАССО
Не оставалось сомнения, что фургоны Вудли Пойндекстера шли по следам своих же колес.
— Наши следы! — пробормотал Кольхаун, посылая проклятия.
— Наши следы? Что ты этим хочешь сказать, Кассий? Не может быть, чтобы это мы здесь ехали.
— Да, к сожалению, это так. Мы сделали полный круг. Смотрите: вот заднее копыто моей лошади — отпечаток половины подковы, а вот следы наших негров. Кроме того, я узнаю и место. Это тот самый холм, с которого мы спускались после нашей последней остановки. Вот уж чертовски не повезло — мы зря сделали около двух миль!
Теперь на лице Кольхауна отражается не одно лишь чувство растерянности — горькая досада и стыд появились на нем. Это он виноват, что караван остался без настоящего проводника. Тот, которого пригласили в Индианоле, оставил их, поспорив с заносчивым капитаном.
Лицо капитана становится совсем мрачным, когда приближается карета и прекрасные глаза глядят на него с недоумением и упреком.
Пойндекстер уже больше не задает вопросов. Для всех теперь ясно, что они сбились с пути.
Караван опять остановился. Белые всадники оживленно совещаются.
Положение серьезное. Плантатор потерял надежду до наступления темноты закончить путешествие, как предполагал раньше. Быть может, им предстоит провести ночь среди выжженной прерии и негде будет достать воды, чтобы напоить мулов. А может быть, и не одну ночь, кто знает?
Но как же все-таки найти дорогу?
Солнце начинает склоняться к западу, хотя все еще стоит довольно высоко. При помощи компаса можно было бы определить, где находятся север, юг, восток и запад. Но что в этом толку, когда они не знают, в какую сторону ехать?!
Кольхаун стал осторожен. Он уже больше не вызывается быть вожатым. После неудачи у него не хватает на это смелости.
Десять минут обсуждают положение, но никто не может предложить разумный план действий. Никто не знает, как вырваться из этой черной прерии, которая повергла всех в отчаяние.
Вдали показалась стая черных коршунов. Вот они уже совсем близко. Некоторые из них опускаются на землю, другие кружат над головами заблудившихся путников.
Прошло еще десять гнетущих минут. И вдруг — новый прилив бодрости. Вдали появился всадник. Он направляется прямо к обозу.
Какая неожиданная радость! Кто бы мог подумать, что в таком месте можно встретить человека! Снова надежда засветилась в глазах — в приближающемся всаднике путники видели своего спасителя.
— Ведь он направляется к нам, не правда ли? — спросил плантатор, не веря своим глазам.
— Да, отец, он едет прямо к нам, — ответил Генри, снимая с головы шляпу и махая ею в воздухе.
Но всадник и без того заметил остановившийся обоз. Он скакал навстречу галопом. Миновав обоз, всадник подъехал к плантатору и его спутникам.
— Мексиканец, — прошептал Генри, взглянув на одежду незнакомца.
— Тем лучше, — так же тихо ответил ему отец. — Тем больше надежды, что он сможет помочь нам.
— Ничего мексиканского в нем нет, кроме его костюма, — пробормотал Кольхаун. — Я сейчас это узнаю… Buenos dias, caballero! Esta Vuestra mexicano?[6] — приветствовал он незнакомца по-испански.
— О нет, — ответил тот с протестующей улыбкой. — Я совсем не мексиканец. Я могу с вами говорить по-испански, если хотите, но мне кажется, вы лучше поймете меня по-английски — это, вероятно, ваш родной язык?
Кольхаун подумал, что, по-видимому, допустил какую-то ошибку в своей фразе, и поэтому воздержался от ответа.