Домик был не больше маркитантской[18] палатки. Дверь — его единственное отверстие, если не считать трубы от небольшого очага, сложенного у одной из стен. Устройство двери своеобразное и простое: деревянная рама, обтянутая лошадиной шкурой и навешенная при помощи петель, сделанных из такой же шкуры.
Позади хижины находился навес, покрытый юкковыми листьями и обнесенный небольшой изгородью из жердей, привязанных к стволам соседних деревьев.
Такая же изгородь была устроена вокруг участка около акра величиной, расположенного между хижиной и обрывом. Это был кораль — загон для диких лошадей.
Действительно, внутри этой изгороди было около десятка, а то и больше, лошадей. Их дикие, испуганные глаза и порывистые движения не оставляли сомнения, что они только недавно пойманы и что им нелегко переносить неволю.
Внутреннее устройство хижины не лишено было некоторого уюта и комфорта. Мягкие блестящие шкуры самых разнообразных мастей — черные, гнедые, пегие и совершенно белоснежные — украшали комнату.
Мебель была чрезвычайно примитивна: кровать — козлы, обтянутые лошадиной шкурой, два самодельных стула и простой стол, сколоченный из горбылей юккового дерева, — вот и вся обстановка. Что-то вроде второй постели виднелось в углу. Полка с книгами, перо, чернила и почтовая бумага, а на столе газета как-то неожиданно поражали глаз в этой скромной хижине.
Здесь было еще несколько других вещей, явно напоминавших о цивилизации: прекрасный кожаный сундук, ружье-двустволка, серебряный стакан чеканной работы, охотничий рог и арапник. На полу стояло несколько предметов кухонной утвари, большей частью сделанной из жести; в углу — большая бутыль в ивовой плетенке, содержащая, по-видимому, более крепкий напиток, чем вода из Аламо.
Остальные вещи не противоречили общей картине. Мексиканское, с высокой лукой, седло, уздечка с оголовьем из плетеных конских волос, такие же поводья, два или три серапэ, несколько свертков крученой веревки — все это было здесь вполне у места. Таково было жилище мустангера.
На одном из стульев посреди комнаты сидел человек, по-видимому слуга. Это был толстяк с копной рыжих волос и с ярко-красным лицом. На нем были плисовые бриджи и такие же гетры. Бархатная куртка, когда-то темно-зеленого цвета, но уже давно выцветшая и теперь почти коричневая, изобиловала большим количеством карманов разной величины. Надетая набекрень шляпа с загнутыми кверху полями дополняла костюм. Можно еще добавить, что вокруг ворота грубой коленкоровой рубашки был небрежно завязан красный ситцевый платок, а на ногах красовались ирландские башмаки.
Однако не только костюм, но вся внешность и манеры выдавали в этом человеке ирландца.
Всякое сомнение сразу рассеивалось, как только толстяк начинал говорить. На таком жаргоне говорят только в Ирландии, в графстве Гальвей. Гальвеец все время разговаривал, несмотря на то что был как будто один в хижине. Однако это было не так. Растянувшись на подстилке из лошадиной шкуры перед тлеющим очагом и уткнувшись носом в самый пепел, лежала большая оленья собака[19]. Казалось, она понимала язык своего собеседника.
— Что, Тара, сокровище мое, — воскликнул человек в плисовых бриджах, — хочешь вернуться в Баллибалах? Неплохо было бы тебе там немножко подкормиться. А то смотри, ведь теперь у тебя все ребра можно пересчитать. Дружок ты мой, мне самому хочется туда. Но кто знает, когда хозяин вернется и возьмет нас с собой! Ну ничего, Тара. Он скоро должен поехать в сеттльмент[20], старый ты мой пес. Он обещал и нас с собой захватить — давай хоть этим утешаться. Чорт побери! Уже больше трех месяцев, как я не был в форту. Может быть, там, среди недавно прибывших солдат, я встречу кого-нибудь из своих старых знакомых. Ну, уж тогда без выпивки не обойдется! Не так ли, Тара?
Собака подняла голову и громко фыркнула вместо ответа.
— Я бы и теперь не прочь промочить горло, — продолжал гальвеец, бросая жадный взгляд в сторону бутыли. — Только бутыль-то ведь уже почти пустая, и молодой хозяин может спохватиться. Да и все равно ведь нечестно пить не спросись. Правда, Тара?
Собака опять подняла морду и опять фыркнула.
Гальвеец встал и направился в угол, где стояла бутыль. Несколько секунд он постоял прислушиваясь, обернувшись прямо к двери, потом поднял соблазнявший его сосуд, вытащил пробку, поднес горлышко к носу и стал наслаждаться спиртным запахом.