Лицо Иличевского выразило сомнение, но затем он неожиданно улыбнулся:
- Согласен. Собственно говоря, все мы под подозрением. Так что нет разницы, кто отправится к месту происшествия.
- На что ты намекаешь, Игорь? - впервые после злосчастного телефонного разговора Кирилл Анатольевич вновь обрел способность рассуждать.
- Только на то, что, если несчастье действительно произошло, все, находящиеся здесь тоже станут объектами следствия.
Гости возмущенно загалдели. Но Пенов, резко оборвав дебаты, предложил поспешить к проклятой сторожке. Однако лишь только за ушедшими захлопнулась дверь, тишину прорезал визгливый голосок:
- Глупости какие! Во-первых, как мы могли это сделать? А, во-вторых, зачем? Зачем вообще нужно было убивать такого милого Витюшу?
- Ну, например, затем, что этот великовозрастный балбес пристрастил ваше единственное чадо к наркотикам, - елейно произнесла Вероника, поправляя сапфировое колье на лебединой шейке.
Милочка даже задохнулась от возмущения:
- Какие гадости вы говорите! Ванечке всего четырнадцать лет. Он приличный ребенок, с кружками и увлечениями. Просто мальчик " болен" мотоциклами. Тоже, к моему ужасу, мечтает о "харлее". И Витенька - его идеал! - Она рассеянно заморгала, - ...был идеалом, если этот ужас - правда...
Лариса и Вероника одновременно расхохотались, а затем также одновременно вперились друг в дружку.
- У тебя, дорогуша, тоже был повод, - хрипловато проворковала "хулиганка", - все же лучше стать единственной наследницей Кирюшкиных миллиончиков!
Медленный взмах длинных черных ресниц над яркой синью, и такой же медленный чарующий обертонами голос:
- Ты права, как всегда, Дикий Цветочек Прерий, Витенька был таким фруктом, что у каждого из присутствующих был повод избавиться от него. Даже у тебя. Немного наслышана от подруг о его сексуальных пристрастиях. Кстати, садистом был не только в сексе. Думаю, ты не впервые безрезультатно поджидала его у сторожки. Не впервые пешим ходом топала к нашей дачке, - она одарила опешившую побагровевшую Лариску почти ласковым взглядом. - Но не тревожься, лапонька, вон у Битюга тоже есть повод для сведения счетов. Что вы там позавчера не поделили с хозяйским сынком, Сашок? Слышала ваши разборки случайно, в пол уха, не все уловила.
Тамара с отвращением слушала эту перепалку. Конечно, кое-какие слухи доходили и до нее. Полагала, все не более чем обычная бравада молодости, желающей эпатировать старших. Но сейчас все оказалось серьезнее и омерзительней. Под оболочкой славного паренька таился расчетливый извращенец, торговавший наркотой. За внешней респектабельностью милого семейства и его друзей скрывался настоящий змеиный клубок.
... Идти к сторожке было непросто. Ноги тонули в снегу по колено, метель безжалостно хлестала их свитыми в кнутовища хлопьями. Желтоватое пятно света от карманного фонарика скользило по пушистому белому ковру. Илический подумал, что вряд ли удастся отыскать какие-либо следы на этом снежном покрывале.
Как выяснилось, происшествие произошло метров за двести от небольшого домика у высокой глухой ограды с чугунными воротами.
Покореженный мотоцикл валялся в подлеске, где грунтовая проселочная дорога, сбегавшая с пригорка в километре отсюда, поворачивала, чтобы пересечься с бетоном, ответвившимся от шоссе прямо к усадьбе.
- Он врезался в дерево, - испуганно прошептал Котский, - но почему не свернул? Витя отличный водитель даже под газом или кайфом...
Иличевский только пожал плечами. Управлять мотоциклом с отрезанной головой - дело непростое. Он подумал, что удар был нанесен кем-то, знавшим о привычке Вита в любую погоду носиться на своем "скакуне" с непокрытой головой и распахнутым воротом куртки ( "с ветерком, чтобы чувствовать себя птицей в полете").
Пенов на коленях застыл над обезглавленным телом сына. Труп отбросило на приличное расстояние от мотоцикла. Должно быть, как всегда, несся на очень высокой скорости. Игорь Петрович остановился рядом, затем присел и извиняющимся тоном обратился к приятелю:
- Извини, Кирилл, можно я посмотрю?
Кирилл Анатольевич обреченно кивнул:
- Разумеется, ты же врач. Котский тоже остановился рядом, что-то брякнул по поводу остроты топора или ножа, отсекшего голову. Пенов вздрогнул. Иличевский подумал, что лезвие было не только очень острым, но и совершенно удивительным, сплошная острая режущая кромка.
Нина после нескольких слов приветствия, не проронила больше ни звука, но внимательно наблюдала за ними. Ее глаза казались больше обычного, в них застыли ужас, боль и еще что-то, чему Иличевский не мог дать определения. Вероятно так смотрит хворый звереныш, которого слишком поздно выпускают из клетки на волю.