Ни один мужчина не смотрел по сторонам, так что никто и не заметил наших макушек. Впрочем, всадники, похоже, вообще ничего не замечали. И выглядели мрачными, особенно мой опа, который, кажется, никогда и ни из-за чего не мрачнел.
– Пошли.
Мы выбрались обратно на тропу, и тут обнаружилось, что у меня вся куртка в грязи, особенно спереди. Нет, Катрина определенно открутит мне ухо.
– Если побежим что есть духу, догоним их.
– Зачем? – спросил Сандер.
Будучи несколько тяжелее меня, он не слишком любил бегать, предпочитая неторопливую ходьбу.
– Ты что, не видел, как они мчались? Уж точно не на охоту. Что-то стряслось.
– И? – Сандер вскинул взгляд к небу. – Время обеденное. Пора возвращаться.
Ну конечно, упустив шанс сыграть Брома Бонса, он думал теперь только о том, как набить пузо. Ему было совершенно плевать на то, что случилось в лесу. Меня же терзало жуткое любопытство. Что могло заставить всадников так спешить? Жизнь в Лощине не славилась захватывающими событиями. Дни тут по большей части соответствовали названию деревни – они были сонными. Несмотря на это – а может, именно поэтому, – мне всегда и все было интересно, и Катрина не уставала напоминать мне о том, что любопытство не добродетель.
– Ну, давай просто пройдем за ними немного. Если они заедут слишком далеко, мы сразу вернемся.
Сандер вздохнул. Ему и впрямь не хотелось никуда идти, но он, как и я, не хотел терять единственного друга.
– Хорошо. Пойдем. Недалеко. Но учти, я голоден и, если в скором времени не случится ничего интересного, отправлюсь домой.
– Отлично.
Никуда он без меня не мог отправиться, а у меня намерения возвращаться не было, пока мы не выяснили, куда и зачем поскакали всадники.
И мы пошли, стараясь находиться поближе к ручью – и держа ушки на макушке, ловя топот копыт. Что бы ни задумали взрослые, им наверняка не хотелось, чтобы дети отирались поблизости – как всегда, когда происходит что-нибудь интересное, – поэтому нам следовало хранить свое присутствие в тайне.
– Если услышишь, что кто-то приближается, просто спрячься за дерево.
– Знаю я, – огрызнулся Сандер.
Он тоже весь перемазался, но пока этого не заметил. Теперь Сандера ожидало немало «веселых» часов – уж как примется мать его распекать. Не зря ее крутой нрав вошел в легенды Лощины.
Мы шли всего-то минут пятнадцать и вдруг снова услышали лошадей. Они фыркали, негромко ржали и били копытами, словно пытаясь убежать от своих хозяев.
– Лошади нервничают.
Мы пока ничего не видели, и оставалось только гадать, что так растревожило животных.
– Тсс, – шикнул на меня Сандер. – Услышат!
– Никто нас не услышит, шумно же.
– Тебе вроде хотелось подобраться к ним так, чтобы нас не заметили и не отослали обратно в деревню?
Что ж, мне оставалось лишь поджать губы и промолчать – как всегда, когда Сандер оказывался прав.
Деревья – каштаны, сахарные клены, ясени – росли очень близко друг к другу, их листья только-только начали скручиваться по краям, меняя свежую летнюю зелень на цвета осени. В небе толкались рваные облака, то и дело заслоняя солнце, и по земле скользили странные тени. Мы с Сандером крались вперед, бок о бок, касаясь плечами, и старались держаться у самых стволов, чтобы спрятаться за ними, если увидим кого-нибудь. Ступали мы бесшумно – это мы умели,
не в первый раз приходилось пробираться туда, где нам быть не полагалось.
Сначала послышались мужские голоса. Потом в ноздри ударил запах – напоминающий вонь разделываемого оленя, только еще хуже. Пришлось даже прикрыть ладонью рот и нос и вдыхать запах сырой земли, а не той гнили, которую нашли всадники, благо руки мои покрывал толстый слой подсыхающей грязи.
Мужчины стояли на тропе полукругом, спинами к нам. Бром на голову возвышался над всеми и, хотя и был старшим в группе, он был еще и шире всех в плечах. Волосы он, как и в молодости, заплетал в косу, и то, что опа уже не молод, выдавали лишь седые пряди в черной шевелюре. Остальных пятерых было не разглядеть, они отвернулись, но мы увидели, что все были одеты в зеленые и коричневые шерстяные куртки, домотканые бриджи и высокие кожаные сапоги по моде двадцатилетней давности. Стены нашего дома украшали миниатюры и наброски, изображающие Катрину и Брома в юности. Лица их изменились, а вот наряды – нет. Многое в Лощине никогда не менялось. Одежда в том числе.
– Хочу увидеть, на что они смотрят.
Мой шепот щекотнул ухо Сандера, и он, несколько позеленевший, морща нос, отмахнулся от меня, как от назойливой мухи:
– А я не хочу. Воняет ужасно.
– Ладно.
Его ответ не слишком меня порадовал. Конечно, Сандер был моим единственным другом, но порой ему жутко недоставало тяги к приключениям.