Проход был невысок - не более полутора человеческих ростов, и достаточно узок, хотя человек мог и пройти по нему совершенно свободно. Он прямо, без наклона уходил куда-то внутрь горы. В свете факела, еле-еле тлевшем на его конце, Владислав сразу же увидел, что проход весь был покрыт серью трещин, от самых мелких, и до весьма и весьма крупных. Они шли сеткой по потолку, стенам, и ровному, каменному полу, а самая крупная, попросту - огромная трещина, начинаясь почти от двери, по левой стороне прохода, у самого пола, постепенно расширялась до такой степени, что в неё полнее мог бы уместиться человек, даже не очень ужимаясь при этом. Владислав, наклонившись, заглянул туда, и увидел, что щель как бы шла с наклоном вниз, и уходила в тело камня достаточно глубоко - видно здесь гора, расколовшись с этой стороны, даже малость просела.
Всё здесь было покрыто остатками тяжёлой, мучнистой на ощупь гари - словно бы мелкой, слипшейся пылью, совершенно угольно-чёрного цвета. И сквозь эту гарь в сознание его непрестанно вторгались горящие буквы бесчисленных надписей, как бы пробегавших по стенам прохода. Буквы были всё те же, но слова из них так и не складывались - вернее складывались в какое-то совершенно грубое, варварское звучание, разительно противоречащее изящности несущих их письменных знаков. Надписи эти пробегали по потолку и стенам, то меняя свои размеры, то уплывая куда-то вглубь них, то вновь на них выступая, и сплетаясь, при этом, в совершенно завораживающие сознание его узоры. Впрочем, сияние их оставалось исключительно внутренней принадлежностью его сознания, и копоть на стенах освещалась для его глаз природных исключительно и единственно лишь светом факела в его руке.
Ему не пришлось идти слишком уж далеко от входа. Ибо стоило ему лишь углубиться внутрь, как он, сразу же, наткнулся на трещину уж совсем ужасную, которая, к тому же, прорезала проход на две части, разрывая вертикально стены, потолок и пол. Трещина эта была вдоль никак не меньше пятнадцати пядей, и Владислав не сверзился туда лишь потому, что продвигался вперёд с предельной осторожностью, смотря затем, чтобы нога его не угодила бы в какую-либо из бесчисленных мелких трещин, которыми был покрыт пол.
Вот это было да так да! Владислав, чуть покачиваясь от постоянного головокружения, стоял, осторожно заглядывая в провал впереди, и усиленно гадал о том, что же ему теперь делать дальше. Просто перепрыгнуть такое - даже нечего было бы и думать. Там, где-то бесконечно внизу, чуть метались языки еле видимого пламени, и поднимался глухой, еле слышимый, но весьма угрожающих гул - первый звук, который он наконец услышал в этом совершенно ватном безмолвии. Он постарался высунуть руку с факелом как можно дальше и выше, чтобы определить, что же там - за провалом. Но там проход продолжал так же прямо и равномерно удаляться в темноту, которую его факел не смог просветить и на несколько аршин.
Положение было крайне глупое. Если бы у него была бы хоть верёвка! Но неопытный в горных походах Владислав попросту не догадался захватить её с собой, хотя вполне и мог бы, а Кольценосец ему о такой возможности в их беседе тогда не напомнил. И что было делать? Одолжить её тут у кого-либо, понятное дело, никакой возможности не представлялось. Возвращаться обратно, надеясь, что какое-либо вервие всё же удаться отыскать в заброшенном лагере, там, у подъёма к перевалу? Кажется, у него попросту не оставалось никакого иного выхода! Но... Это ж опять сколько дней туда тащиться! Впрочем - там можно было бы разжиться не только верёвкой, но и водой с едою.
Тупо глядя вниз, он прикидывал, стоит ли тащить с собой всю свою еду обратно, или оставить лишнее здесь? Там-то всё равно наберёшь новое. А вот воды, умудрённый опытом, он мог бы, вместо этого, затем захватить с собой и поболее. Правда, за эти дни в лагере уже могли бы и побывать и какие-то пришлые грабители - кто знает? Ему отнюдь не верилось, что столь спасительное для него безлюдье продлиться здесь сколь-нибудь долго. Во всяком случае - выходило, что как ни крути, а приходится возвращаться, снова рассчитывая лишь на чистую удачу.
И тут он вдруг услышал, как там, внизу, гул становится всё басовитее, и всё громче, стремительно взметаясь кверху, вместе с нарастающей яркостью пламени. Он испуганно отскочил назад, факел в его руке заколебался, и внезапно потух. Тут же, из расщелины, поднялась ну буквально гудящая стена огня, и перегородила проход снизу доверху, уйдя в верхний пролом!
Владислав, весь сотрясаясь от ужаса, упав на колени, смотрел на эту огненную стену, от которой его окатывало нестерпимым жаром, и вдруг почувствовал, что воздух в его лёгких словно бы полностью выжгло - он попросту не мог более дышать, хотя его разинутый рот усиленно втягивал и выпускал раскалённый как в с ухой бане воздух!
Тут стена огня опала вниз, нестерпимый гул ушёл вместе с нею, сзади ударило прохладным сквозняком, и набежавший холодный воздух, наполнив его лёгкие, снова вернул им живительную силу дыхания.
Наступила полная темнота. На трясущихся коленях он отполз как можно дальше от провала, и снова зажёг факел, загоревшийся сейчас и ещё более неохотно.
Вот это было уже совсем никуда! Он и так всё ещё плохо представляя себе, как же он будет-то крепить верёвку через провал - разве что отыщется какая "кошка" в том же брошенном лагере, а щелей и тещин, вроде бы, хватало и по ту сторону провала. Но если это пламя, а у него в этом не было никакого сомнения - тут часто выскакивает из провала, то как же здесь перебёрёшься-то! Не успеешь, захватит на середине - и поминай как звали! Сгоришь, и только пепел по проходу развеется! Тут уж одному управиться - совсем невозможно! А искать, привлекать кого? За деньги - да, можно отыскать, почему нет? За достаточно щедрую плату соответствующий народ хоть в пасть дракону полезет. Но вот только - как бы таких вот отчаянных помошничков потом удержать, чтоб не полезли бы и дальше, чем следовало бы? Да с помощью-то тоже ведь - риску ведь меньше не будет! Лезть-то ему самому туда придется, при любом раскладе! А поди тут подгадай - как бы проскочить меж приливами огня этого?
Он всё сидел и сидел, постепенно приходя в себя от тяжёлого подъёма на гору, и размышляя, и - таки дождался второго поднятия пламени! Это было уже не так страшно, как в первый раз - он уже знал чего ожидать, но всё равно - в груди снова спёрло от полностью выжженного воздуха, и он лишь еле-еле отдышался, когда всё опять закончилось.
Во всяком случае - с планами о ночёвке в проходе теперь приходилось явно попрощаться. Надо было поскорее выбираться из этого гиблого места, и проводить дальнейшие прикидки уже в более спокойной обстановке - как ни мало его радовала возможность провести наступившую ночь снаружи - на продуваемом ледяными ветрами склоне.
Он тяжело, качаясь, поднялся, и уныло поплёлся к недалёкому выходу. И вот - когда округлость арки уже ясно проступила в свете факела у него над головой, чуть тлеющую серость далёкого звёздного неба за границами каменного обрамления вдруг перекрыла чья-то огромная, совершенно угольная тень, в сопровождении столь запомнившегося ему, с той жуткой ночи на перевале, непрестанного шелестения суставов, и в нос ему ударила столь же памятная, с той ночи, совершенно непереносимая вонь! Только вот теперь меж ним, и этим неизвестным чудовищем не было ни малейшей преграды!
Не раздумывая ни мгновения, на одном только ярчайшем ужасе, он тут же развернулся и стремительно метнулся назад по проходу, совершенно ясно чувствуя всей своей незащищенной спиной, как нечто отвратительное, похрустывающее, словно бы какое-то невероятно огромное насекомое, всеми своими твёрдыми оболочками быстро и неотвратимо протискивается по проходу, уже следуя за ним буквально по самым его пятам!