- Ну, смотри, смотри. - Отечески отозвался Тайновед, - Времени вылёживаться у тебя особо не будет. Мы накануне больших событий. Я-то тебя вот решил при себе оставить - нравишься ты мне, хорошо себя показал, да и сработались с тобой вроде как. Мы пока что в крепости, на стрёме сидим. Так что пару дней у нас ещё будет, наверное. Но скоро опять в поход, и ты к этому времени уже должен будешь быть в состоянии хотя бы на лошадь влезть.
Владислав так растерялся, что даже не нашёлся что ответить. С одной стороны - он вроде бы в отряде уже как-то обвыкся, но, с другой стороны, новость о переводе в строевую часть младшим командиром второй степени его весьма порадовала. Вроде бы прорезалась возможность навсегда распрощаться с проклятым порученством с его весьма неопределенными будущими обстоятельствами. Но спорить тут явно не приходилось. Уж если захотел Тайновед его при себе оставить, то перечить тут было, понятное дело, бесполезно.
Последний краешек солнца исчез за пиками далёких гор и двор наполнили синевато-угольные тени, хотя облако сверху всё ещё светилось палево своим западным краем. В этом затенении Владислав уже не мог разглядеть лица Тайноведа, и весьма надеялся, что тому не видно разочарованное и угрюмое выражение на его собственном. Кроме того, он ясно понял, что особо отдохнуть и отлежаться в больнице ему, как он надеялся, уже не получится. Хотя именно сейчас пускаться на поиски новых приключений ему хотелось меньше всего. Он уже достаточно насмотрелся, чтобы понять, что с этими парнями жизнь его будет продвигаться лишь от одной смертельной опасности к другой. Непрерывной чередой. Но - что делать? Приходилось корчить хорошую рожу при паршивых раскладах.
- А.. А когда снова-то? - Натужно выдавил он из себя. - В смысле, в поход когда снова уходим?
- Э, брат, - рассмеялся Тайновед, - этого, на самом деле, точно даже я не знаю. Когда сверху прикажут, тогда и тронемся. Но, дня два-три думаю у тебя ещё будет. А потом - хош, не хош, а придётся тебе с нами отправляться. Если что, то ребята за твоей раной присмотрят. Заднепят, вообще-то, выученный целитель был там, у себя, на востоке. Он у нас в отряде вроде лекаря завсегда, и дело своё знает туго - на ранениях и повреждениях всяких уже прямо собаку съел. Так что - без лекарской заботы тебя не оставим. Ну а силы - молодой, чего там, выдюжишь!
Владислав вовсе не разделял уверенности своего начальника в своей способности вот так вот, через пару дней, взгромоздиться на коня, и проделывать спокойно верхом долгие переходы. Но он понимал также, что деваться ему действительно некуда. Служба есть служба. Если уж назвался груздём, то - полезай в кузов.
Тут он внезапно увидел, что за спиной у командира -, прямо над башней, поднимается гигантский столб серого, клочковатого дыма, вперемежку с пеплом. Тут же земля тяжело дрогнула, и всё вокруг словно бы покачнулось. Он испугано показал Тайноведу правой рукой ему за спину: "Ой, смотрите, что там такое творится?!" Тот быстро обернулся, бросил быстрый взгляд на дым над башней, и пробормотал озабочено: "Ну, началось!" "Что началось-то?" - Тревожно выдохнул Владислав, но тут над Цитаделью раздался оглушительный звук набата и ударил гонг. По двору заметались гвардейцы, орки, служители, откуда-то появились лошади, все вдруг куда-то побежали в разных направлениях, поднялась общая суматоха.
- Война началась, парень. Большая война. Настоящая. Слышишь - трубят общий сбор и выступление? Вся гвардия сейчас немедленно выходит в поход. Вот так-то.
- Что, и мне уже собираться? - Забеспокоился тревожно Владислав.
- Нет, парень, не суетись. Мы пока что остаёмся в Цитадели. Ну, ещё на пару дней. У нас будет своё, особое задание. Так что иди в палату, ложись, вылёживайся, пока ещё есть возможность, набирайся сил. Когда время придет, я за тобой в лечебницу Заднепята вышлю. Он заодно с лекарями там посоветуется, и что надо для твоего дальнейшего исцеления с собой заберёт. Так что - давай, иди, а то как бы не простыть тебе вдобавок ещё, - озабоченно сказал он. Да и мне тоже нужно бежать - времени на прохлаждения и беседы уже совсем не осталось.
Они взаимно развернулись, и Тайновед быстрым шагом пошёл в направлении Башни, а Владислав в задумчивости вернулся в тёплый сумрак преддверной палаты лечебницы.
Поднявшись затем в свою комнату, Владислав привычно прилёг, не раздеваясь, на разворошенную постель. Бельё ему тут меняли каждый день, утром, так что за чистоту простыней он не тревожился. Кошмары в последние несколько дней его всё же несколько попустили, и теперь у него оставались силы и на неторопливые, долгие и грустные размышления.
Вот и сейчас - он лежал почти навзничь, закрыв глаза, стараясь не обращать внимания на всё ещё тянущую плечо болезненность, и напряженно прикидывал, чем ему может грозить самое ближайшее будущее. Тут он вдруг вспомнил внезапно, как в том далёком, и сейчас уже совершенно непросматриваемом сознанием прошлом тот, кто был им тогда, как-то раз серьёзно намеревался лишить себя жизни. Как он всё время мечтал тогда о гибели в сраженьях, и как стремился 'окунуться в бездну жизни'. С тем, чтоб не выплыть на её поверхность боле никогда. И только вот сейчас, когда он и в самом деле лицом к лицу столкнулся с истинной, а не придуманной смертельной опасностью, лишь после того, как смерть почти что настигла его в ледяной воде реки, только сейчас лишь ему в полной мере и открылась вся вздорность и нелепость ребяческой глупости того, прежнего обитателя этого тела.
И в его сознании вдруг ясно всплыли те виршики, которые когда-то с таким самозабвенным упоением твердились этими самыми губами:
Смертью меньше,
смертью больше,
Ну какая ерунда!
Сменим время,
сменим место,
Позабудем навсегда
Огорченья и обиды,
и ненайденный покой.
Будет лучше ль
мир другой?
Кто же знает,
там посмотрим,
Скучно столько доживать,
Больше незачем страдать,
Время бить
бокал об землю,
Где вино
вобрало яд,
И искать,
в просторах дальних,
Для души
покоя сад.
Но вот сейчас, после всего, столь недавно им пережитого, это стихоплетство представляюсь ему уже не более, чем попросту лишь жалкой детской вздорностью, не заслуживающей и доброго слова. Да уж, думал он - кто бы мог тогда даже и представить, как отчаянно вдруг захочется жить, жить любой ценой, и именно в то самое мгновение, когда смерть тебя наконец схватила за горло своими костистыми, ледяными, как стылое на морозе железо пальцами! Как будешь ты тогда отчаянно сопротивляться, выцарапывая свою жалкую жизнь из её когтей, как величайшую в мире драгоценность! Будешь биться за неё без малейшего осознания происходящего, практически бессознательно - на одних лишь голых, неконтролируемых побужденьях воли своей, безоговорочно заглушающих в такое мгновение всякое сознательное действие!
И вот сейчас, лихорадочно прикидывая все возможности развития событий жизни своей, он отчаянно искал ту единственную щёлочку, в которую ему, может быть, удастся таки выскользнуть из той ловушки, в которой он сейчас очутился. "Да уж, Счастливчик, - думал он с отчаянием, - так вот раз свезёт, дугой, а потом - щёлк, и кранты! Кверху пузом!" Ни до чего не додумавшись, он под конец так и задремал -, не раздеваясь. Проснулся лишь поздней ночью, когда смотритель палаты пришёл устраивать его на одых, и разбудил, чтобы помочь раздеться.