Как показывают современные исследования, новеллы Шторма разных периодов творчества можно интерпретировать и как романтические, и в духе поэтического реализма, и в духе бидермайера, и временами даже исходя из концепций натурализма. Кроме того, позднее его творчество слишком часто рассматривалось просто как углубленная разработка тем и мотивов, отчетливо определившихся уже в ранней лирике и новеллистике, что приводило к схематизации облика писателя, упрощало саму проблему метода и в конечном счете вело к недооценке художественных завоеваний штормовского реализма.
Другим видом упрощения и схематизации его творчества грешило в свое время социологизированное литературоведение ГДР и СССР, стремившееся, напротив, представить Шторма писателем по преимуществу социально-критическим. В работах Ф. Бетгера, П. Гольдаммера, Д.Я. Калныни, Р.М. Самарина, Е.П. Брандиса подчеркивалась обусловленность трагических конфликтов его новелл сложившимися социальными отношениями. В творчестве Шторма эти авторы хотели видеть прежде всего антидворянскую и далее антибуржуазную направленность. А из глубокой социальной критичности «выводили» стопроцентную реалистичность новеллистики и даже лирики замечательного писателя. Между тем его наследие не вмещается ни в какие схемы. Так, если антидворянские настроения еще можно обнаружить в новеллах «Университетские годы», «На казенном подворье», «Aquis submersus», то они далеко не главное в «Хронике рода Грисхуз», и их вовсе нет в новелле «В замке», где в финале преодолевается сословная рознь и двое хороших людей — дворянка и бюргер — заключают счастливый семейный союз. Такая концовка показательна не только для той или иной частной проблемы, но и для метода писателя в целом. Шторм в своих новеллах всегда разный, а потому едва ли не любой тезис, касающийся его творчества, может претендовать на истинность, но никак не на всеохватность.
Эстетическая теория раннего Шторма, сохраняя формальную связь с романтической традицией (принцип создания настроения, апелляция к фантазии читателя), в то же время обнаруживает отчетливую тенденцию к психологическому реализму. Принципу психологического реализма Шторм — поэт и новеллист — стал подчинять все формальные моменты и приемы, в том числе и заимствованные из арсенала романтической поэтики. Можно с определенностью утверждать, что уже в 1840— 1860-е годы писатель уверенно и целенаправленно искал пути к реалистическим формам изображения действительности.
1870–1880-е годы — десятилетия расцвета новеллического таланта мастера и в то же время годы заметного усиления его социальных и гражданских чувств и умонастроений. Шторм высказывает глубокое недовольство милитаристской политикой Пруссии в ее стремлении объединить Германию под своей эгидой. Писатель видел, как меняется система жизненных ценностей, как из нее изгоняется поэзия, а всевозрастающая власть товарно-денежных отношений становится социальным злом, калечащим человеческие судьбы. В этот период реализм Шторма начинает приобретать трагическую окраску, и именно в последние десятилетия жизни у писателя выкристаллизовывается само понимание трагического, в которое он вкладывает теперь не столько индивидуальную вину и момент искупления ее героем, сколько осознание факта трагичности самих законов человеческого бытия. Такое представление обернется новой концепцией новеллы. «Современная новелла, — напишет Шторм, — сестра драмы и строжайшая форма эпического творчества… Подобно драме, она изображает глубочайшие жизненные проблемы; подобно драме, для своего завершения ей необходим центральный конфликт, вокруг которого концентрируется весь материал»{17}.
Согласно этой концепции, поздние новеллы выстраиваются уже не на ряде отдельных ситуаций, а как единое связное повествование, концентрирующееся вокруг определенного конфликта. Чаще всего они представляют собой варианты рамочной повествовательной конструкции. Шторм охотно пользуется приемом введения вымышленного рассказчика, который не просто повествует о событиях, но и нередко оказывается их активным участником. Повествователь у Шторма как будто вовсе не интересуется психологией действующих персонажей, а описывает только их поступки, однако именно эти поступки самым непосредственным образом обнаруживают внутреннее состояние человека и настрой его души. Делая читателя свидетелем лепки этого образа, свидетелем становления личности героя, Шторм добивается детальной психологической разработки характера. Раскрывая психологию того или иного человека, автор исходит теперь уже не из возможностей отдельной ситуации или действия, но освещает характеры всесторонне.