— Красиво. И, пожалуй, жизненно… — заключил мистер Фостер. — Но я не понимаю, как ваше желание уйти из Большого Спорта сразу может сочетаться с обязательствами провести несколько боев!
— А почему бы не устроить еще одну «восьмерку»? — дав ему договорить, спросил я, увидел, как погасли огоньки во взглядах большинства, выдержал небольшую паузу и шарахнул из главного калибра: — Только не обычную, к которой народ худо-бедно привык, а что-то по мотивам игры «Mortal Combat»? Представьте, какой ажиотаж начнется среди любителей единоборств, если они узнают, что в октагоне встретятся лучшие представители самых жестких боевых искусств планеты?
В принципе, дальше можно было не объяснять — все шесть «рыбок» заглотили наживку вместе с блесной — но я все-таки продолжил:
— «Овердрайв» представлю я. «WBA» — Антонио Хосе Бланко, если вы, конечно, сможете его уговорить. От промоушена «Card Cheuk» — нынешний чемпи-…
— О-о-о!!! — восторженно выдохнул Доулан-старший, а Генри Олбрайт предвкушающе потер руки и мечтательно поднял взгляд к потолку:
— А если еще объявить, что после этого вечера вы уйдете из спорта, то билеты на такое шоу купят за любые деньги!!!
— Вам виднее… — усмехнулся я. — В общем, суть моего предложения вы поняли. Теперь дело за вами.
Следующие несколько минут в кабинете творилось что-то невероятное — немолодые, битые жизнью волчары, не один десяток раз прошедшие огонь, воду и медные трубы, словно помолодели на пару десятков лет и с пеной у рта принялись обсуждать открывающиеся перспективы. При этом о финансовой стороне вопроса не заикался ни один — перебивая друг друга, они привычно распределяли обязанности, подхватывали толковые идеи партнеров чуть ли не с полуслова и постепенно создавали «скелет» будущего шоу. Правда, в какой-то момент мистер Фостер вдруг вспомнил о нас, жестом заставил партнеров прерваться и с хитрым прищуром уставился на меня:
— Скажите, Дэнни, после завершения карьеры в ММА вы планируете поддерживать физическую форму, и если да, то на каком уровне?
Я не удержался от улыбки и ответил даже на те вопросы, которые не прозвучали:
— Да, планирую. И если через несколько лет вы предложите мне хороший вариант заработать на разовом поединке с кем-нибудь великим, то я, вероятнее всего, соглашусь.
— Достойный ответ! — довольно оскалился он, а затем удивил: — Знаете, до сегодняшнего дня я уважал вас, как бойца. За эти полчаса общения пришел к выводу, что вы интересны и как Личность. Поэтому буду рад продолжить знакомство и помогу с любыми начинаниями… после того, как вы устанете отдыхать от боев в октагоне и задумаетесь о новом виде деятельности…
…Из кабинета Доулана-старшего мы вывалились в десятом часу вечера выжатыми, как лимон, но довольными до невозможности. Окинув взглядом хмурых телохранителей, до смерти задолбавшихся нас ждать, почувствовали угрызения совести, а я даже извинился. Жан облизал губы, явно готовясь что-то сказать, но в это время включился телефон, вырубленный перед началом переговоров, и огорошил количеством непринятых звонков. Увидев цифру «двадцать шесть» рядом с миниатюрной фотографией Еремеева, я потянулся было к иконке набора номера, но тут трубка завибрировала и разразилась мелодичной трелью.
— Да, Виктор Викторович! — приняв входящий вызов и поднеся трубку к уху, выдохнул я. — Прошу прощения за то, что не отвечал — был на пере-…
— Денис, у меня плохие новости… — не став слушать мои объяснения, угрюмо буркнул невидимый собеседник. — Несколько часов назад достали Горина. Снайпер. С дистанции в полтора километра. Одна пуля — но точно в сердце…
Я закрыл глаза и ухнул в темное ничто. Да, перед внутренним взором ярко сияла «Система», заполнившая алую сферу процентов до девяносто семи, а где-то далеко-далеко продолжал говорить Еремеев, но все это было уже неважно. Ведь я видел только лица Настены, Джинг, Эрики, Дианы и Алексея Алексеевича — то есть, всех тех, кто ушел из жизни из-за меня!
— Денис, не вздумайте возвращаться в Москву!!! — там, в реальности, надрывался пресс-секретарь президента, а я вспоминал тех, кого любил всем сердцем, и задыхался от лютой ненависти и совершенно безумного желания убивать. А когда это самое желание стало невыносимым, хрипло задал один-единственный вопрос: