Услышав этот вопрос, я недоуменно нахмурился, потом сообразил, что Валет не мог не переслать на тактический комплекс Варнака хотя бы минимум информации о моей персоне, и пожал плечами:
— В тех учебно-боевых выходах, в которые меня когда-то таскал отец, большую часть времени приходилось работать в головном и тыловом дозоре, исполняя обязанности разведчика, старшего разведчика и разведчика-снайпера. Неплохо знаком и с обязанностями бойцов ядра группы, однако практических навыков относительно немного — серьезно грузить меня работой тяжелым вооружением собирались лет с шестнадцати, но в тринадцать я остался сиротой и загремел в детдом, а на протяжении следующих шести лет только боролся и дрался.
Командир отделения задумчиво хмыкнул и задал следующий вопрос:
— С лесом все более-менее понятно. А что у тебя с городом?
— Было неплохо: работал как в составе штурмовых групп, так и групп прикрытия на профессиональном оборудовании для тактических тренировок. Последний год — вместе с сотрудниками спецслужбы, на базу которой меня регулярно привозил отец.
В этот момент мы подошли к ничем не примечательным дверям, шестеро «рядовых» бойцов замерло на месте, а Варнак, засветив личико перед терминалом СКД, жестом показал мне следовать за собой. Я, естественно, повиновался и перешагнул через порог медблока. Или, как его стоило бы называть в армии, пункта медицинской помощи. А после коротенькой прогулки по светлому, пропахшему медикаментами коридору, вломился в просторный кабинет и, по приказу командира отделения, «сдался» его хозяйке. В смысле, сел на стул перед ее столом и положил руки на столешницу.
Миловидная женщина лет тридцати пяти с мощной шеей, широченными плечами и характерными мозолями на костяшках кулаков нехотя оторвалась от монитора, на котором что-то сосредоточенно изучала, покосилась на кровящие ссадины, на удивление цепким взглядом «сфотографировала» лицо и насмешливо фыркнула:
— А в октагоне ты казался поумнее и поопытнее…
— У парня были очень веские причины… — рыкнул Варнак.
Как ни странно, фразы, выделенной интонацией, хватило за глаза — женщина мгновенно потемнела взглядом, искренне извинилась, а потом представилась. Довольно оригинально:
— Афина, маньячка-рукопашница и одна из твоих вернейших фанаток!
— Раздор! — ответил я и, отреагировав на удивление, появившееся в ее глазах, добавил: — В девичестве Чума.
— А что, вполне логично! — как-то уж очень быстро разобравшись с ассоциативным рядом, кивнула она и превратилась в ураган — метнулась к шкафчику с медикаментами, залезла в стерильный бокс за инструментами и т. д. Тем самым, дав мне прекрасную возможность оценить свои совсем не женские стати — спину, ширине которой мог позавидовать любой борец, на редкость упругую задницу, на каждом шагу распирающую белый халат, и бедра, объем которых вызвал бы комплекс неполноценности у большинства качков. Впрочем, при росте под два метра все это могло бы смотреться более-менее терпимо, если бы не выпуклые грудные мышцы, среднюю часть которых зачем-то прикрывали чашечки лифчика с пуш-апом.
«Вот уж действительно богиня войны…» — отрешенно отметил я в тот момент, когда Афина занялась моими ссадинами. Потом впал во что-то вроде ступора, в котором не видел того, что она со мной делала, не чувствовал боли или жжения и не вспоминал прошлое.
Увы, пребывание в этом состоянии получилось не таким уж и долгим — как только хозяйка кабинета закончила возиться с руками, на плечо опустилась лапища Варнака, а над ухом раздался его низкий горловой рык:
— Шевелить верхними конечностями тебе пока не желательно. Поэтому поработаем нижними. Как насчет небольшого марш-броска километров, эдак, на двадцать?
Глава 2
14 мая 2041 г.
…Первые два с лишним месяца службы показались одним бесконечным днем — командир отделения и инструктора «Яровита» грузили меня учебой и тренировками чуть ли не круглые сутки, а врачи и психологи, наблюдавшие за этим процессом в режиме реального времени, подбирали нагрузку так, чтобы не дать мне ни сломаться, ни травмироваться, ни перегореть. В результате марш-броски с полной выкладкой сменялись занятиями в лингафонных кабинетах, стрельба «до потери пульса» из всего, что в принципе может стрелять — прыжками с парашютом, подрывное дело — тактико-специальной подготовкой и т. д. При этом практически каждое занятие проходило в стресс-режиме, одновременно нагружающем практически все каналы получения информации об окружающей действительности, и усложняющим процесс выполнения упражнения. Поэтому похожих занятий не было вообще. К примеру, в том же самом тире приходилось стрелять в условиях дичайшего задымления или кислородного голодания, под какофонию виртуальных или реальных взрывов, взвалив на плечо товарища или загибаясь от боли, вызванной попаданиями вполне реальных пуль в бронежилет! А садисты-инструктора, заставляющие пахать, как рабу на галерах, в состоянии прогрессирующей усталости, контролировали результаты, наказывали за любую ошибку, постоянно «поджимали» нормативы и достаточно регулярно «радовали» показом учебных пособий, предельно ярко визуализирующих войну и ее последствия.