Выбрать главу

Максиму голос показался удивительно знакомым? Кто же он, этот великан?.. А-а, так это же комдив полковник Велих!

Комдив между тем всмотрелся в ребят и узнал Максима:

— Это ты, Синев? Добрый вечер! Как тебе у нас?

Максим не сразу нашелся, что сказать, но Прохор, который держался с полковником свободнее и непринужденнее всех, вступил в разговор:

— Хорошо ему у нас! И нам с ним — соответственно…

После коротенькой заминки Прохор представился:

— Рядовой Бембин.

За ним другие представились, бросив руки по швам, вскинув подбородки: пусть видит комдив, какие бравые солдаты эти новички!

— Могу я, товарищи сослуживцы, вместе с вами поразмяться?

Полковник склонился над гирей, опустив на чугунную дугу большую руку, задумался, собираясь с силами, резко выпрямился. Гиря вскинулась над ним. Потом он несколько раз выжал ее, покидал, перехватывая то одной, то другой рукой. Силен и ловок полковник!

Комдив аккуратно поставил гирю, шумно выдохнул:

— Занимайтесь, а я еще побегаю…

— Чей-нибудь рекорд побить хотите? — спросил Бембин.

— Куда мне, — засмеялся комдив. — Понимаете, двигаюсь мало — все в кабинете или в машине… Конфигурация… гм… изменилась, центр тяжести сместился: живот вперед, плечи назад! Не годится так командиру. Как вы думаете?

— Не годится, — вежливо согласились солдаты.

— Вот и бегаю, в форму вхожу. Для нас, солдат, это первое дело — форма… Хочешь не хочешь — бегай!

Комдив шагнул было к дорожке, но тут же остановился — Бембин заговорил:

— Все-таки мы слишком напираем на то, что у древнеримских легионеров в чести было. Нам же не придется пешком идти в дальние провинции, не придется тащить на себе тяжелое вооружение!

— Не придется, — согласился комдив. — У нас техника, сами знаете, — наиновейшая. И в достатке ее — чтобы мы пешком не ходили и оружие и боеприпасы не таскали на себе. Однако напряжения в современном бою такие, что не снились ни древнеримским легионерам, ни былинным русским богатырям. Незакаленный, нетренированный человек не выдюжит. Так что физподготовка и шагистика не только для стройности фигуры необходимы…

И побежал по дорожке, рослый и могучий.

А Юра засмеялся.

— Чего ты? — удивился Костя.

— Знали бы вы… Наш сержант, видели, как ходит?

— Ну, видели. Ну и что? — нетерпеливо спросил Костя.

— Он ходит — плечи назад, как у комдива. А комдив, оказывается, не рад этому…

Комдив отмерял круг за кругом: пропадал в темноте, выныривал из нее, пробегал по ближнему повороту. И забывалось то, чего нельзя забывать — он на войне был! Он скоро генералом станет, а спрашивает с себя, как солдат…

Все младшие братья на свете завидуют своим старшим братьям, потому что все мальчишки на свете хотят быть старше, чем они есть. И Максим всегда завидовал своему старшему брату Володе. И никогда не завидовал так сильно, как сегодня. Окажись он сегодня на месте Володи, выбрал бы только одно — армию. И в это теплое и тихое утро поднялся бы вместе с солдатами, вместе с ними сделал бы зарядку, позавтракал и шагал бы на занятия.

Максим стоял под деревьями и смотрел, как рота, в которой служит Юра Козырьков, возвращается из столовой. Сейчас солдатам разрешат сделать перекур, а потом построят снова и…

Произошло неожиданное. Рота остановилась перед казармой. С крыльца сошел командир роты капитан Малиновский и недовольно сказал что-то. Максим слышал строгий и резкий голос, но не мог разобрать слов. Потом солдат растянули в цепочку вокруг казармы, и они пошли в стороны от нее, наклоняясь и что-то поднимая с земли. Что они там растеряли, что собирают?

Скоро Максим понял, в чем дело, но не поверил себе: солдаты поднимали бумажки, щепки, обломки камней и складывали в кучки. Да разве это солдатская обязанность?

Он пораньше выбрался из дому, чтобы вместе с друзьями начать новый солдатский день — и на тебе!

Он слышал, что в армии в наказание дают наряды — мыть полы или еще что там. Так то отдельным солдатам, когда они провинятся! Не могли же целую роту наказать! Наряд целой роте — это невозможно… Невозможно, а вот же — убирает рота мусор!

Охваченный недоумением и огорчением, Максим пошел к скамейке в тени, сел, отвернулся.

Тут его и обнаружил Юра Козырьков, когда уборка закончилась и объявили перекур.

Здороваясь, Максим встал и внимательно посмотрел на Юру — тот был совершенно спокоен. А Жора Белей, который накануне вечером невозмутимо отнесся к тому, что хотят побить его рекорд, мрачно прошел мимо. Рядом с ним, что-то горячо втолковывая, шел Костя Журихин. Он тоже не заметил Максима.

— А за что вас всех? — осторожно спросил Максим: слово «наказали» не слетало с языка.

Юра и так понял, мотнул головой:

— Нет, не наказали нас. Выговор, правда, был от командира роты, за то что намусорено вокруг казармы. Ну и приказ: убрать и впредь не сорить…

— Так, выходит…

— Ничего не выходит… Кто за нас тут порядок наводить станет? Чужой дядя?

— Но вы же не уборщицы! Вы солдаты!

— Жора Белей то же самое сержанту говорил. На том заводе, где Жора до армии работал, пьянчуг и прогульщиков из слесарей и токарей в уборщики переводили. Ему и обидно стало…

— А вам?

— Да и мне, — признался Юра. — Сначала.

— Значит, сначала неохота было?

Максим вспомнил, как нудно было убирать класс после уроков. Староста и дежурные заставляют, а пацаны стараются увернуться. Лазят между партами одни девчонки, а пацаны, которых все-таки задержат в классе, увиливают, волынят…

— Приказ есть приказ, — сказал Юра. Наверно, он чьи-то слова повторял. — В армии так: не умеешь — научат, не хочешь — заставят. Все правильно.

Максим видел: Юра согласен с этими услышанными от кого-то из старших словами.

Да, в солдатской службе есть и такое, чему не очень-то обрадуешься, но иначе нельзя. И это надо понимать, если хочешь быть хорошим солдатом.

Приказали строиться. Если бы Максим сейчас оказался в строю и если бы роту снова послали убирать мусор, он не стал стыдиться. Пришлось бы — один всю территорию полка убрал…

8

Сержант Ромкин многого достиг — по его команде ребята вертелись на месте из стороны в сторону, вертелись быстро и четко, упруго вертелись, не теряя равновесия и не цепляясь сапогами за землю. Все это поначалу было: и равновесие теряли, и землю ногами загребали, но через все это сержант Ромкин провел молодых солдат, провел решительно, настойчиво, уверенно. Теперь и на сто восемьдесят градусов, то есть кругом, ребята поворачивались, будто были вставлены в прочные и устойчивые приборы на шариках-подшипниках. Поворачивались лихо и картинно, строго по уставу — не придерешься. Некоторые из ребят выполняли приказы с артистическим блеском. Почти как сержант Ромкин. Если бы положить на ноты команды, поданные сержантом Ромкиным!

Раскатистое «кру», выразительная пауза, а затем мягко и изящно выстреленное «гом», в котором вместо «о» едва-едва слышится этакое форсистое «ё». Впрочем, в подобной передаче красота команды сержанта Ромкина утрачивается почти полностью. Жаль!

Когда ребята «дозрели», пришел черед другому действию — движению, точнее, движению шагом, а еще точнее — движению в строю.

Не простое это дело, как мы порой думаем. Даже ходьба вообще. Иной до седых волос доживет, так и не научившись ходить как полагается. Он кое-как передвигается, убежденный, что врубает в землю свой след. Поставь его в строй — окажется, что он элементарно не владеет собственными ногами…

Сержант Ромкин вывел ребят на плац с той же деловитой торжественностью, с какой молодых космонавтов выводят на стартовую площадку космодрома.

Построил отделение в одну шеренгу и приказал:

— Строевым шагом — марш!

Миг недвижности и тишины, как перед великим событием. Затем шеренга колыхнулась, выгнулась, ощетинилась нестройно выброшенными руками и двинулась вперед. Так двинулась бы гусеница, если бы она вздумала двигаться боком.

— Отделение, стой!.. И это движение в строю? — трагически тихо сказал сержант и шагнул к Косте, остановился перед ним. — Стараться, рядовой Журихин, надо разумно. Вы и теперь напружинились, будто вас судорога схватила!