Всадник, скачущий впереди
НА УЛИЦЕ СЧАСТЛИВОЙ
Драматическая история в 2-х частях
И в а н Е м е л ь я н о в и ч З а й ч е н к о.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а, его жена.
А л е к с е й К о л ы в а н о в.
С т е п а н Ж а р к о в.
Ф е д о р З а й ч е н к о.
К у з ь м а С т е п и к о в.
С а н ь к а Ч и ж и к.
Г л а ш а.
Н а с т я.
Е в г е н и й Г о р о в с к и й.
Л е н а З о р и н а.
П е т р С т р е л ь ц о в.
В а д и м Н и к о л а е в и ч З а б л о ц к и й.
П а в л о в.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
На возвышении-круге стоят обтянутые серым холстом стенды. И, как в музее, на одном — краснозвездная буденовка и сабля в ножнах на ремне; на другом — залитый кровью комсомольский билет и наган, поблескивающий вороненой сталью; на третьем — потускневшее, пробитое пулями алое полотнище знамени, а под ним, будто охраняя, пулемет «максим» с патронной лентой.
По ходу пьесы стенды эти будут переворачиваться и обозначать места действия, но произойдет это только тогда, когда ведущие, они же исполнители главных ролей, будут сходить с возвышения-круга вниз, на игровую площадку, словно переходя черту от сегодняшнего дня к прошлому. Они даже не будут называться ведущими, а возьмут имена своих героев: Глаша, Степан, Федор, Санька, Евгений Горовский, Лена, Алексей. А пока звучит музыка, один за другим высвечиваются прожектором стенды, и, когда зритель рассмотрит их, появятся Г л а ш а, С т е п а н и Е в г е н и й Г о р о в с к и й. В руках у Глаши тетрадь.
Г л а ш а. Все, о чем мы хотим вам рассказать, — не выдумано. Все это было! Свидетельством тому — записи в этой тетради. В ней не хватает страниц, обложка оборвана, корешок обгорел. Кто-то передал тетрадь в музей, и лежит она рядом с простреленным знаменем, залитым кровью комсомольским билетом, наганом, хранящим до сих пор следы сгоревшего пороха.
Перелистаем пожелтевшие страницы, далекое станет близким, и оживет дымное, тревожное, счастливое время — боевая наша юность!
Передает тетрадь Степану, тот пробегает глазами раскрытую страницу и протягивает тетрадь Горовскому.
С т е п а н. Это по твоей части.
Г о р о в с к и й. Почему?
С т е п а н. Потому что стихи.
Г о р о в с к и й. Ах да! Я же поэт.
С т е п а н. Считаешь себя поэтом.
Г о р о в с к и й. Каждый, кто пишет стихи, считает себя поэтом.
С т е п а н. Ладно, ладно! Читай!
Г о р о в с к и й. Пожалуйста! (Чуть нараспев.)
Г л а ш а (задумчиво). Похоже…
Г о р о в с к и й. Ни на что это не похоже! Это не стихи, а… я не знаю что! Путеводитель!
С т е п а н. Ну конечно! Где им с твоими сравниться! Как у него там было накручено, Глаша?
Г л а ш а. У Лены спроси. Ей посвящались!
Г о р о в с к и й. Ну, знаете!.. Это слишком! Это глубоко мое личное дело!
С т е п а н. Не твое, а Женьки Горовского! Ты пока еще не он. (Кричит.) Лена!..
Л е н а (появляясь). Вы меня?
С т е п а н. Тебя, тебя! Ты Женькины стихи наизусть помнишь?
Л е н а. Конечно! Какие?
С т е п а н. Любые. Они у него все одинаковые!
Г о р о в с к и й. Я бы попросил!
С т е п а н. Потом попросишь! Давай, Лена!
Л е н а (чуть ли не поет).
Г о р о в с к и й (снисходительно). Ну, что ж… Для своего времени неплохо… Поэзы!
С т е п а н. Тоже мне Игорь Северянин!
Г о р о в с к и й. А ты его читал?
С т е п а н. Когда? Тогда или теперь?
Г о р о в с к и й. Тогда ты вообще на стихи плевать хотел! Кричал: «Предрассудок!»
С т е п а н. Мало ли что я тогда кричал.