Г о р о в с к и й. Да ты пойми! Я ему верил, как… я не знаю кому! Я отцу родному, так не верил! И вдруг эти люди у него на квартире, разговоры эти… Они же убийцы! И Стрельцов с ними заодно! Нет, думаю! Нет! Не может этого быть!.. Ведь я заснул… И это плохой сон! Проснусь сейчас, и не будет этих страшных людей, этой заставленной вещами комнаты… Вернусь домой к больному отцу и побегу в аптеку на углу, как бегал мальчишкой: деньги и рецепт в кулаке! А это не сон! И в кулаке у меня ничего, а у человека этого наган…
С т е п а н. Ладно, хватит переживать! Давайте по порядку…
Уходят в темноту музейные стенды. Освещается игровая площадка. В кресле с высокой спинкой, кутаясь в плед, сидит П е т р С т р е л ь ц о в. Перед ним, на полу, початая бутылка коньяка и хрустальный фужер.
С т р е л ь ц о в (подняв фужер). За поруганную мою мечту! Мечтал Петр Стрельцов быть апостолом юношества, а стал холуем. Так сему и быть! (Пьет.)
Послышался звон дверного колокольчика.
Кого несет с парадного хода?
В дверь стучат.
Черт бы вас побрал!
Вышел и вернулся вместе с Л е н о й.
Леночка! Какая приятная неожиданность! Осторожней, тут на полу фамильный фарфор!
Л е н а (оглядывая комнату). Вы открываете антикварный магазин, Петр Никодимович?
С т р е л ь ц о в. До этого пока еще не дошло! В остальных комнатах мерзость и запустение. Пришлось перетащить все это барахло сюда. Не ровен час, нагрянет из Парижа мой драгоценный дядюшка и потребует отчета за свои финтифлюшки!
Л е н а. Из Парижа? Его же арестуют!
С т р е л ь ц о в. Кто?
Л е н а. Чека.
С т р е л ь ц о в. Вы наивное дитя, Леночка! Пока существует Чека, встреча двух любящих родственников невозможна.
Л е н а. Значит?
С т р е л ь ц о в. Значит, Чека не будет.
Л е н а. Не понимаю.
С т р е л ь ц о в. Я шучу. А вам вообще не стоит думать о такой чепухе! Ведь у вас нет дяди в Париже?
Л е н а. Нет.
С т р е л ь ц о в. Прелестно! Давайте лучше выпьем.
Л е н а. Я не пью, Петр Никодимович.
С т р е л ь ц о в. И совершенно напрасно.
Л е н а. Могу я говорить с вами серьезно?
С т р е л ь ц о в. Может быть, не стоит?
Л е н а. Тогда я уйду.
С т р е л ь ц о в (с отчаянием). Нет! Я прошу вас… Нет! Не оставляйте меня одного!
Л е н а. Что с вами? Вы нездоровы, Петр Никодимович?
С т р е л ь ц о в (вдруг сник). Не обращайте внимания… О чем вы хотели говорить? Я вас слушаю.
Л е н а. Боюсь, что вы мне не скажете правды…
С т р е л ь ц о в. Почему же? Клянусь: правду, одну только правду, ничего кроме правды!
Л е н а. С кем мы, Петр Никодимович?
С т р е л ь ц о в. Вы со мной.
Л е н а. Перестаньте! Неужели вы не понимаете, как это важно?
С т р е л ь ц о в (грустно). Ах, Леночка! У вас так было развито чувство прекрасного и вдруг… К чему это все? Будьте выше.
Л е н а. Мы хотим найти свое место в жизни. Что может быть выше?
С т р е л ь ц о в. Любовь! Не та, старая, ветхая, с условностями и предрассудками! Нет!.. Опаленная горячим ветром революции, не знающая преград, свободная, как птица в небе! (Воодушевляясь.) Ну скажите, почему мы должны подавлять свои желания, чувства, уродовать гордую и свободную душу свою? Только потому, что этого требуют нелепые правила приличия? Бред! Ерунда! Вот мне, например, захотелось поцеловать вас, и я сделаю это, зная, что вам хочется того же!
Л е н а. Мне не хочется. А вы пьяны, Петр Никодимович.
С т р е л ь ц о в. Да! Пьян! Ну и что? Я не апостол Петр, черт возьми! Я — обыкновенный грешник, как все смертные. Что вы на меня так смотрите? Да, да! Я могу быть мучеником великой идеи, могу пожертвовать собой ради долга, но это там, там, на глазах у всех! А мои грехи — мое сокровенное, и никому до них нет никакого дела. Я тоже имею право тосковать, пить вино, влюбляться, целовать красивых девушек. Таких, как вы, Лена!
Стрельцов обхватил Лену за плечи, грубо запрокинул голову, поцеловал в губы. Лена вырвалась, размахнулась, ударила Стрельцова ладонью по щеке и вышла.
С т р е л ь ц о в (потер щеку, растерянно). Очень мило! (С тоской.) И когда это все кончится, господи!.. (Плеснул в фужер коньяку, выпил, сел в кресло, обхватив голову руками.)
В комнате было полутемно, только красновато светилась дверца железной печки-«буржуйки». Стрельцов глубоко задумался или задремал и не слышал, как стукнула входная дверь и на пороге комнаты встал Г о р о в с к и й.