З а б л о ц к и й. Такие вещи не забывают. Почему так поздно зажгли лампу?
С т р е л ь ц о в. Я был не один.
З а б л о ц к и й. Девицы!
С т р е л ь ц о в. Женя Горовский… Гимназист. Сочинял воззвание к молодежи… В стихах!
З а б л о ц к и й. А если бы он еще час марал свои вирши?
С т р е л ь ц о в. Как-то неловко было…
З а б л о ц к и й. Сказал бы я вам, что ловко, а что нет! (Светя себе спичками, пошел в другую комнату.)
С т р е л ь ц о в. Там холодно, Вадим Николаевич.
З а б л о ц к и й. Это прибавит вам бодрости. За оружием приходили?
С т р е л ь ц о в. Нет. А если обыск, Вадим Николаевич? Я боюсь!
З а б л о ц к и й. Пейте валерьянку. Где у вас оружие?
С т р е л ь ц о в. В ванной.
З а б л о ц к и й. Идиотство!
С т р е л ь ц о в. Но туда не заходят. Водопровод не работает.
З а б л о ц к и й. Зайдут. И перепрятывать будет поздно.
Послышался стук к дверь черного хода: два, еще два и потом один. Заблоцкий зажег спичку, вышел из комнаты. Стрельцов заторопился за ним, задел в темноте вазу, она с грохотом упала.
Что там у вас, Стрельцов?
С т р е л ь ц о в. Ваза… Вдребезги!.. (Вышел за Заблоцким.)
От грохота разбившейся вазы проснулся Горовский. Поднялся в кресле, потер глаза, услышал голоса в коридоре и опять сполз вниз, боясь, что его увидят почти пьяным. В комнату вошли С т р е л ь ц о в, З а б л о ц к и й и П а в л о в.
П а в л о в. Тьма кромешная!
С т р е л ь ц о в. Сейчас… Одну минуточку! (Зажег лампу.)
З а б л о ц к и й (оглядев комнату). Никого… (Павлову.) Пуганая ворона, говорят…
П а в л о в (зло). Мне не до шуток! На Литейном засада, на Рождественской тоже… И фельдшер не вернулся!
З а б л о ц к и й. Мог задержаться на той стороне.
П а в л о в. А если взяли?
З а б л о ц к и й. Документы у вас надежные.
П а в л о в. Пока меня не узнают эти… из мастерской. Стрелял-то в мальчишку я, а не вы!
З а б л о ц к и й. Не грубите, штабс-капитан!
П а в л о в. Аресты, облавы… Больше половины оружия изъято… А где люди?
З а б л о ц к и й. Люди будут. (После паузы.) Кстати, Петр Никодимович… Где молодежь, которая так слепо идет за вами?
С т р е л ь ц о в. Они хотят знать правду. А говорить ее, как вам известно, не рекомендуется.
Горовский вскочил. Упало опрокинутое им кресло.
З а б л о ц к и й (нервно). Кто там? (Встал на пороге комнаты, высоко подняв лампу.)
С т р е л ь ц о в. Женя?! Вы же ушли?
Г о р о в с к и й. Я заснул… Нечаянно… А потом проснулся.
С т р е л ь ц о в. Давно?
Г о р о в с к и й. Я все слышал, Петр Никодимович! А мы верили вам… Вы взяли самое дорогое и продали…
С т р е л ь ц о в. Вы не так поняли, Женя!.. Это недоразумение!
Г о р о в с к и й (с трудом). Я все понял. Как вы могли?!
С т р е л ь ц о в. Женя!
Г о р о в с к и й. И вы лучше молчите, а то я могу вас убить!
З а б л о ц к и й (ровным голосом). Заткните рот этому сопляку.
Г о р о в с к и й. Не заткнете! (Павлову.) Или вы опять в спину стрелять будете? Будете, да?!.
Павлов медленно и молча пошел на Женю, а тот, так же медленно, отступая к дверям, смотрел на руку Павлова, который тянул из кармана рукоять нагана, и думал, что это продолжается его дурной сон.
С т р е л ь ц о в (закрыв ладонями лицо). Не здесь! Умоляю, не здесь!..
И в ту же минуту над дверью зазвонил колокольчик. Горовский, точно его толкнул кто-то, побежал к дверям. Павлов догнал его и ударил рукояткой нагана по голове. Горовский, согнувшись, повалился на пол.
З а б л о ц к и й (Стрельцову. Шепотом). Спросите кто!
С т р е л ь ц о в. Кто?
Голос Кузьмы: «Это я… я, Петр Никодимович!.. Кузьма!»
З а б л о ц к и й. Скажите, что вы не одеты… Пусть подождет. Ключи от черного хода! Быстро!..
В дверь уже не звонили, а стучали прикладами. Заблоцкий и Павлов побежали в темноту, к черному ходу. Стрельцов увидел, как, держась одной рукой за стенку, а другую прижимая к окровавленной голове, поднимается Горовский и отодвигает дверной засов. Стрельцов кинулся в комнату и тут же, следом за ним, вошли З а й ч е н к о, К у з ь м а, С т е п а н и ч е л о в е к в о ч к а х. За ними, пошатываясь, шел Горовский.