Выбрать главу

Степан приник к прорези прицела, но пулемет захлебнулся и замолк.

С т е п а н. А, черт! Перекос! (Стукнул кулаком по щитку и взялся за гранату.) Примите поклон от Степана Жаркова! Ага!.. Не хотите! (Встал во весь рост.) Еще нижайший! (И упал.)

Г л а ш а (отчаянно). Степа!

С т е п а н. К пулемету… ленту…

Глаша, торопясь, заправила новую ленту, дала длинную очередь, опять метнулась к Степану и твердила непонятные ему слова: «Не успела! Не успела!»

Чего ты не успела? Отогнала беляков?

Г л а ш а (глотая слезы). Отогнала…

С т е п а н. А плачешь чего?

Г л а ш а. Я не плачу… Не плачу я… Только ты не молчи… Говори что-нибудь… Скоро Настя прибежит, санитары… Тебя вылечат… У нас доктор хороший, он всех вылечивает! (Заглянув ему в лицо.) Степа! Не умирай! Я люблю тебя…

И торопливо, неумело стала целовать его лоб, щеки, голову, с которой упала фуражка. Степан открыл глаза, и было в них удивление, боль, счастье и отчаяние. Он хотел что-то сказать, но только шевелил губами, а Глаше казалось, что она оглохла, потому что не слышит его. И медленно, медленно погрузилась в темноту игровая площадка, осветился музейный стенд, у которого стоит  Н а с т я. По нарастают крики «Ура!», грохочут колеса тачанок, неистово бьет пулемет. И, когда стихли звуки боя, заговорила Настя.

Н а с т я. Вот и перелистана последняя страница тетради. Белых мы из деревни выбили, и часть наша двинулась вперед. В санитарной фуре метался в бреду Степан и все звал Глашу, а я прикладывала к его лбу мокрые полотенца и думала, довезу я его до лазарета или не успею. (После долгой паузы.) А в конце обоза медленно ехала повозка, укрытая брезентом, и среди тех, кого надо было хоронить, лежала Глаша.

Ветер завернул край брезента и шевелил косые крылья ее волос, а сверху все падали снежинки и не таяли на ее лице.

А мы не могли поверить, что ее нет с нами! И не верим!

Яркий свет заливает музейные стенды. Стоят перед ними — Глаша, Степан, Федор, Колыванов, Лена, Горовский, Настя.

К о н е ц

ДЕВЯТАЯ СИМФОНИЯ

Драма в 2-х частях

В ЭТОЙ ДРАМЕ ДЕЙСТВУЮТ:

Н и к о л а й  О с т р о в с к и й.

Р а и с а  О с т р о в с к а я.

М и х а и л  К а р л о в и ч  П а в л о в с к и й.

Р и т а  Б о р и с о в и ч.

А к и м.

П а н к р а т о в.

О к у н ь.

Б о н д а р е в.

М и х а и л  Ч е р е м н ы х.

Г р и ш а  Х о р о в о д ь к о.

А г р и п п и н а.

Б а б е н к о.

Т у ф т а.

Ф а л и н.

К у р е н к о в.

Ж о р а.

П р о ф е с с о р.

З и н а и д а  В а с и л ь е в н а.

М е д с е с т р а.

П о г р а н и ч н и к.

— Ваше представление о счастье?

— Борьба!

Карл Маркс
…Был слеп Гомер, и глух Бетховен, И Демосфен косноязык, Но кто поднялся с ними вровень, Кто к музам, как они, привык?..
Дм. Кедрин

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Дымные багровые отсветы плывут по небу. Грохот недалекого боя сливается с медью оркестра. На зеленом взгорье — полковые музыканты. Тревожно звенит труба. Выбегает худощавый смуглый  ю н о ш а  в буденовке, кавалерийской шинели, с винтовкой в руках. Кричит: «Музыканты, в цепь!» И вдруг удивленно вглядывается в лица зрителей. Замирает грохот боя, рассеиваются багряные сполохи в небе, и, словно помогая юноше увидеть будущее, медленно зажигаются огни в зрительном зале.

О с т р о в с к и й. Какие вы все красивые… молодые… Как хорошо одеты… Девчата, вы не боитесь сломать ноги на таких каблучках? Какие на вас ослепительные рубахи, парни! Как у Ллойд Джорджа!.. Почему вы так спокойны? Вы не видите? Идет бой! Набухает кровью земля, горят пожарища, замертво падают замечательные хлопцы… Почему вы такие спокойные? Вам не за что драться? Неужели покончено со злом на земле? А?!

И вновь сигналом атаки захлебнулась труба, загрохотал бой, заметались по небу багровые дымы. Близкий разрыв снаряда. Островский покачнулся. Выронил винтовку. Схватился руками за голову.

А-а-а?!

Медленно меркнет свет в зале. До полной темноты. Затем высвечивается белый больничный стол. За ним — п р о ф е с с о р, рядом ординатор госпиталя — З и н а и д а  В а с и л ь е в н а.