Р а я (кричит). Николай Алексеевич! Коля!
О с т р о в с к и й (на пороге). Что, Рая?
Куренков скрылся. Слышен только его голос:
(Он все понял.) Слушай, Рая. Славная ты пацанка, а жизнь у тебя… Надо к настоящим людям прибиваться.
Р а я. Куда мне!
О с т р о в с к и й. Вот что. Друзей я не предаю. Только бы они меня не предали. Как здоровье. Давай вместе влезать в драку. Ничего другого не предлагаю. Не имею права. Меня может подкосить в любую минуту. Так что ты свободна.
К у р е н к о в (в окне). Жених! Ноги не держат!
О с т р о в с к и й. Ах ты… (Припадая на правую ногу, выбежал из комнаты.)
Р а я (кричит). Коля! (Бежит за ним.)
А патефоны точно взбесились. Они оглушают, воют, хохочут саксофонами, мяукают трубами. О с т р о в с к и й уже на вечернем бульваре приморского города, под цепочкой фонарей. Он размахивает палкой, словно пытаясь разбить невидимых своих врагов.
О с т р о в с к и й (задыхаясь). Гады!.. Замолчите!.. Замолчите!.. (И вдруг падает.)
Рая подбегает к нему, подхватывает под мышки, с неожиданной силой поднимает.
Р а я. Что, Коля? Что?!
О с т р о в с к и й. Ноги…
Р а я. Нет! Нет! Нет! (Обхватила руками плечи Островского, целует его в глаза, лоб, щеки.) Отсидел ты!.. Я знаю… У меня тоже так бывает… Иди, Коля! Иди, миленький!
Беспомощно улыбаясь, Островский шагнул вперед и тяжело рухнул на землю. А где-то в окне, прямо над ним, оглушительно гремит: «Эх, раз! Еще раз! Еще много-много раз!..»
З а н а в е с.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Когда зажигается свет, мы видим белую скамью под кипарисом, балюстраду набережной. Опираясь на костыли, к скамье подходит О с т р о в с к и й. Видно, что каждый шаг доставляет ему невыносимую боль. Отшвырнув костыли, опускается на скамью. Сидит, обхватив голову руками. Потом вынимает браунинг. Изучающе смотрит на пистолетное дуло. Появляется А к и м. Он в гимнастерке, сапогах, заметно постарел. Видно, что санаторный быт ему непривычен.
А к и м (поднимая костыли). Ты что ходилки свои раскидал?
О с т р о в с к и й. А…
А к и м. Костыли, говорю, зачем ломаешь?
О с т р о в с к и й (вдруг). Аким? Ты как здесь очутился?
А к и м. Думаешь, я железный? Врачи пригнали. (Взял из рук Островского браунинг.) Чистить собрался?
О с т р о в с к и й (не сразу). Чистить.
А к и м (вынимая обойму). Разрядить забыл. Ищу тебя по всему санаторию, а ты вон куда забрался! С морем прощаешься?
О с т р о в с к и й. И с морем тоже…
А к и м. Монету, говорят, нужно кинуть.
О с т р о в с к и й. Скажи, Аким… Ранило человека. Добить просит, а товарищи не решаются. Дашь ты такому свой пистолет? Или пусть мучается с перебитым хребтом?
А к и м (после паузы). Не дам. Возьму на закорки и дотащу до лазарета.
О с т р о в с к и й. Чтоб стал обузой?
А к и м. Кому?
О с т р о в с к и й. Жене, товарищам.
А к и м. Тогда это не жена, не товарищи.
О с т р о в с к и й. Одним инвалидом больше, одним меньше.
А к и м. Человеком. Не сдавайся, Коля. Не сдавайся. Слышишь?
О с т р о в с к и й. Слышу.
А к и м (возвращая обойму). Возьми патроны. И обращайся с личным оружием поаккуратней. (Помолчав.) Сегодня уезжаешь?
О с т р о в с к и й. Да.
А к и м. Как добираться будешь?
О с т р о в с к и й. Как-нибудь.
А к и м. Жену я твою велел вызвать.
О с т р о в с к и й. Зачем? Зря ты это, Аким!
А к и м. Почему?
О с т р о в с к и й. Так.
А к и м. Не видела еще на костылях?
О с т р о в с к и й (глухо). Нет.
А к и м. Примет.
Слышны голоса: «Николай Алексеевич! Островский! Где ты, Коля?»
О с т р о в с к и й. Рая.
А к и м (подавая костыли). Держись.
Появляется м е д с е с т р а с инвалидным креслом-коляской, за ней — Р а я. Увидев Островского на костылях, останавливается. Прижав ладони к лицу, не отрываясь, глядит, как он медленно идет к ней.
М е д с е с т р а. Садитесь в кресло, Николай Алексеевич.