Санька молча пошел за Глашей. Степан обескураженно смотрит им вслед. Появляется А л е к с е й К о л ы в а н о в. Рука у него на перевязи.
К о л ы в а н о в. Есть кто живой?
С т е п а н (обрадованно). Леха! Колыванов! Откуда?
К о л ы в а н о в. Из госпиталя.
С т е п а н. Ранен?
К о л ы в а н о в. Не видишь? Рука… навылет.
С т е п а н. Здорово!
К о л ы в а н о в. Чего ж здорового? Человеку чуть руку напрочь не оттяпали, а он радуется!
С т е п а н. Ну… фронт, бой… а тут кисни!
К о л ы в а н о в. Другого дела нет?
С т е п а н. Какие дела?! Зажигалки для продажи точить? Работы нет, клуб закрыли…
К о л ы в а н о в. Откроем! (Вынул здоровой рукой свернутый лист бумаги из кармана гимнастерки, помахал им перед носом Степана.) Видел?
С т е п а н. Мандат, что ли, какой?
К о л ы в а н о в. Вами велено заниматься! (И вдруг вздохнул.) На фронт обратно просился. Хоть в обоз какой-нибудь, в инвалидную команду… Успеешь, говорят! (Помолчав.) Иван Емельянович дома?
С т е п а н. Нет его.
К о л ы в а н о в. В райкоме сказали: домой пошел.
С т е п а н. Да он по неделям здесь не бывает. Забыли, когда и видели!.. (После паузы.) Слушай, Леша! Почему у меня все не как у людей, а? Сначала брякну, не подумавши, потом только соображать начинаю. Или в драку сразу! Кровь, что ли, горячая?
К о л ы в а н о в. Уши зато холодные.
С т е п а н. Уши у дураков холодные!
К о л ы в а н о в (смеясь). Вот и умней. Пора!
С т е п а н. Тебе все шуточки! (Увидел кого-то за спиной Колыванова.) Дядя Ваня идет!
З а й ч е н к о (появляясь). Здорово, орлы!.. (Степану.) Мои дома?
С т е п а н. Дома. Гости у вас.
З а й ч е н к о. Какие еще гости?
С т е п а н. Племянничек приехал. Из деревни.
З а й ч е н к о. Федька, что ли?
С т е п а н. Вроде так…
З а й ч е н к о. Ладно, разберемся! (Хочет уйти.)
К о л ы в а н о в (вынув из кармана бумагу). Подпиши, Иван Емельянович. А то в райкоме к тебе не протолкнешься.
З а й ч е н к о. Что у тебя?
К о л ы в а н о в. Библиотека для клуба нужна.
З а й ч е н к о. А дальше что?
Кол ыв а но в. Вот! (Читает.) «Товарищ Колыванов Алексей командируется для конфискации книг в буржуйских домах. Книги будут служить делу молодежного пролетарского образования, что и удостоверяется».
З а й ч е н к о. И кто тебе такой мандат состряпал?
К о л ы в а н о в. Сам. Подпись только нужна. Печать мне Настя шлепнет!
З а й ч е н к о. А если твои дружки кроме книг еще чего-нибудь прихватят?
К о л ы в а н о в. Чего прихватывать? Шкаф разве какой. Так это вместе с книгами.
З а й ч е н к о. Вот-вот! А там, глядишь, и рояль упрете!
К о л ы в а н о в. На рояль у меня особая бумага заготовлена! (И потянулся к карману.)
З а й ч е н к о. Ты меня мандатами не закидывай! Расшлепались печатями, понимаешь!.. Вы кто? Комса или анархисты? Флаг черный еще над клубом вывеси!
К о л ы в а н о в. Да при чем тут анархисты?! Флаг-то черный при чем?! Сами же велели клуб открывать!
З а й ч е н к о. Вот и открывай! Бери ключ и открывай. Но ключом, а не отмычкой!
К о л ы в а н о в (даже задохнулся). Ну, Иван Емельянович!..
З а й ч е н к о. Все! (Ушел.)
С т е п а н (после паузы). Чего это он?
К о л ы в а н о в. Беляки жмут, Степа… Танки у них английские, ботиночки на кожаном ходу, консервы мясные с этими… галетами! А у нас? (Вздохнул.) В городе хлеба едва на неделю…
Где-то очень далеко послышались звуки военного оркестра. За гулкими ударами барабана и медью труб угадывается четкая поступь многих сотен людей. И на музейном стенде будто заколыхалось в луче прожектора пробитое пулями красное знамя.
С т е п а н (вдруг). К черту!.. Уйду на фронт! Под вагоном, на крыше… Все равно уйду!
К о л ы в а н о в. Давай без анархизма! Нам пока и здесь дела хватит.
Скрываются в темноте лица Степана и Колыванова. Луч прожектора перемещается, освещая стенд с комсомольским билетом. На возвышении-круге стоит Степан. В руках у него раскрытая тетрадь.
С т е п а н (читает). «…Весна! Ребята из нашей ячейки сбросили кожушки и шинели. Щеголяют кто в гимнастерке, кто в сатиновой рубашке. Девчата вымыли полы, открыли окна, и в клубе стало как в буржуйском особняке на Миллионной. Глафира заявила, что лупить воблу на пол несознательно, и повесила плакат: «Комсомолец, охраняй пролетарскую красоту!» По-моему, это перегиб». (Закрывает тетрадь.)