Г а й д а р. А я не полетел…
С у х а р е в. Почему? Геройство свое показываешь?
Г а й д а р. Какое же геройство, Иван Степанович! Все воюют, а я что… Хуже других, что ли?
С у х а р е в. Ты мне на всех не кивай. И не прикидывайся: отлично все понимаешь, не маленький. В общем, разговаривать мне с тобой долго некогда. Собирайся, полетишь со мной!
Г а й д а р. Не полечу, Иван Степанович.
С у х а р е в. Что?!
Г а й д а р. Не полечу. Не могу я сейчас лететь!
С у х а р е в. Это почему же?
Г а й д а р. Не могу! Было бы на фронте полегче — полетел бы. Не могу я сидеть в тылу, когда моя земля кровью обливается! Иван Степанович, даю честное слово большевика: как начнется наступление — вернусь в газету! А сейчас не могу! Что хотите со мной делайте — не полечу!
С у х а р е в. Так…
Входит А н д р е й к а.
А н д р е й к а. Товарищ член Военного Совета, разрешите обратиться?
С у х а р е в. Обращайтесь.
А н д р е й к а. Командир приказал передать, что пилот просит вылетать. Туман сильный надвигается.
С у х а р е в. Хорошо. Передайте, что сейчас буду.
А н д р е й к а. Разрешите идти?
С у х а р е в. Идите.
Андрейка выходит.
Значит, не полетишь?
Г а й д а р. Не полечу, Иван Степанович.
С у х а р е в. Что родным передать?
Г а й д а р. Передайте, что жив, здоров… что скучаю очень. Сына поцелуйте…
С у х а р е в. Хорошо. (У дверей.) До свиданья!
Г а й д а р. До свиданья, Иван Степанович! Вы не сердитесь.
С у х а р е в. Нужен ты мне, еще сердиться… Да иди ты сюда!.. Что ты там встал как статуя? Давай руку!
Г а й д а р. Иван Степанович!..
С у х а р е в. Ну что Иван Степанович? Иван Степанович из-за тебя теперь неделю спать не сможет! И в кого ты такой безрассудный уродился?
Г а й д а р. В вас, Иван Степанович! Честное слово, в вас!
С у х а р е в. Не ври, я — человек солидный! Слушай, Аркадий… я не умею всякие такие слова говорить, но прошу тебя… Ты не очень, понимаешь?.. Не того… Не зарывайся… Если что случится, то я… Ну, в общем, чего там… Будь здоров! Не надо, не провожай! (Быстро выходит.)
Г а й д а р. Иван Степанович! (Бежит за Сухаревым. В дверях останавливается, смотрит вслед ушедшему, потом медленно идет к столу. Садится.)
Входят Г а л я и А н д р е й к а.
Г а л я. Аркадий Петрович, что это с членом Военного Совета?
Г а й д а р. А что?
Г а л я. Да он идет, бормочет что-то и лицо от всех отворачивает. Рассердился он на вас здорово, да?
Г а й д а р. Наверно, рассердился, Галя.
Г а л я. За что же?
Г а й д а р. Он мне на Большую землю лететь приказывал, а я не послушал…
А н д р е й к а. Зря! Дома бы побыли, с родными повидались.
Г а й д а р. Дома я, Андрейка, после войны побуду. И вас в гости позову. Посидим, поговорим, отряд наш вспомним… (Негромко поет.)
Г а л я, А н д р е й к а.
Слышен гул самолета.
А н д р е й к а. Полетели!..
Г а л я. До самой Москвы! Посмотреть бы хоть одним глазочком, какая она… Все собиралась съездить, да война помешала. Красивая, наверно…
Г а й д а р (негромко). Красивая, Галя… Очень красивая! Сейчас осень. Моросит дождь… В мокром асфальте отражаются огни затемненных фар… И мой, уже совсем взрослый, сын Тимур, уходя по утрам в школу, наверно, долго стучит в прихожей ногами, забивая их в тесные галоши… (Помолчав.) Настрой приемник, Галя: сводка сейчас…
Слышатся позывные Москвы. Голос диктора: «Внимание! Говорит Москва!»
Т е м н о т а.
Полотно железной дороги. Верстовой столб с надписью: «Канев — Золотоноша». За высокой насыпью, покрытой сухими желтыми листьями, чернеют голые ветки одинокого дерева. Слышен отдаленный лай собак. Из-за насыпи показывается голова в кожаном шлеме, потом и сам человек в синем комбинезоне с автоматом в руках. Это П а в л и к. Он оглядывается по сторонам и бережно втаскивает на насыпь раненого Х о з е. Лай приближается.
П а в л и к. Осторожнее ногу, Хозе… Сейчас спустимся… Вот так… Ну, теперь они нас живыми не возьмут!