А л е к с е й. Объявление в газету дать: «Вышел из заключения, перековался, поддержите мальчика»? Я навязываться не приучен.
К а п и т а н. Знаю… (После паузы.) На электричку?
А л е к с е й. Особо торопиться некуда. Пирогов к встрече не пекли. По шоссе прогуляюсь. Или не разрешается?
К а п и т а н. Брось…
А л е к с е й. До свидания, Иван Савельич.
К а п и т а н (усмехнувшись). «До свидания»… Всего тебе хорошего!
А л е к с е й. Спасибо.
К а п и т а н. Если что затрет, пиши. Слышишь?
А л е к с е й. Ладно. (Сунув под мышку небольшой сверток и натянув на лоб кепку, уходит.)
Капитан долго смотрит ему вслед, потом, придавив окурок сапогом, идет к воротам.
В а с я. Товарищ капитан!
К а п и т а н. Слушаю вас.
В а с я. Как его фамилия… ну… воспитанника этого?
К а п и т а н. А вам зачем?
В а с я. Вы не подумайте, товарищ капитан… Я разговор ваш слышал и… В общем, с завода я.
К а п и т а н. Фамилия его — Лапин, зовут — Алексей. А что, собственно, вы…
Слышен приближающийся гудок электрички.
В а с я. Спасибо, товарищ капитан! (Убегает.)
Капитан пожимает плечами, открывает калитку. В нарастающий грохот колес врываются заключительные слова песни:
З а н а в е с.
Комната в заводском общежитии. Большое, во всю стену, окно. Обе половины его распахнуты, и зеленые ветки разросшегося клена заглядывают в комнату. На стенной полке, среди книг и рулонов чертежей, две теннисные ракетки и потертые боксерские перчатки. На шкафу модель танкера. В комнате беспорядок: сдвинуты стол, стулья. Стоит третья, не застланная еще кровать. Посредине комнаты сидит К о н с т а н т и н Т и м о ф е е в и ч Ш о х и н. На коленях у него аккуратно обернутые мешковиной садовые ножницы и пила-ножовка. Он курит, стряхивая пепел в ладонь, и наблюдает за Ш у р о й, старательно натирающей пол.
Ш у р а. Глядите, дядя Костя, — от кровати какие вмятины на полу!
Д я д я К о с т я. Каждая вещь за свое место держится. Не любит, когда ее тормошат туда-сюда.
Ш у р а. Не любит… Что она, живая?
Д я д я К о с т я. Живая не живая, а характер имеет.
Ш у р а. Вы скажете!
Д я д я К о с т я. Точно говорю. У нас дома буфет стоит важный такой, пузатый. Клавдиного деда еще наследство… Решила Кланька сервант вместо него поставить. По магазинам бегала, в списке каком-то отмечалась, привезла! Модный, низкий, полированный. Так веришь, мы нашего дуба с места сдвинуть не могли. Прирос! А тут еще теща на дыбы: «Не могу на ваш ящик фанерный смотреть! Что, мне каждый раз на колени перед ним становиться?» Пришлось Клаше под туалет его приспособить. А тот городовой как стоял, так и стоит. Вещи, они свою силу имеют!
Ш у р а. Вам видней!
Д я д я К о с т я. Это ты на участок мой намекаешь?
Ш у р а. А чего тут намекать? Не раз говорили!
Д я д я К о с т я. Какие могут быть разговоры?! Сам я эту возню с плодами-ягодами затеял? Навязали участок, ссуду на дом дали, а теперь в капитализме обвиняете?
Ш у р а. Да не в капитализме! А в том, что сморода вам всю жизнь заслонила! Смену отстояли, тяпку в руки и на вокзал!
Д я д я К о с т я. Так ведь хозяйство! То забор тесать, то крышу крыть. Дом поставить — не скворешню сбить.
Ш у р а. Вот-вот! Дом! И слово какое-то… Дом! Гроб!
Д я д я К о с т я. Тьфу!.. Что болтаешь-то? У меня внуки растут. В Сочи-Мацесту их вывозить? Или за каждую путевку в лагерь завкому кланяться?.. Целое лето на траве пасутся. Без всяких там мероприятий. Витамины свои опять же…
Ш у р а. Про витамины и речь. Член бригады Коммунистического труда ягодой на рынке торгует!
Д я д я К о с т я. Я не торгую. Теща возит.
Ш у р а. Все равно!
Д я д я К о с т я. А что же ей гнить, что ли, ягоде-то? Сколько в нее пота вложено!
Ш у р а. Да пусть лучше гниет! На всю бригаду пятно!
Д я д я К о с т я. Пятно?.. Ах ты… Я по шестому разряду работаю, личное клеймо имею, тебя, соплю, уму-разуму учил! Пятно! А первого встречного в бригаду брать не пятно? Полы для него натираете! Кроватку с пружинами приготовили… Отдыхай, миленький! Исстрадался в тюрьме!
Ш у р а. Да вы что, дядя Костя? Вместе ведь решали!
Д я д я К о с т я. Мой голос, видать, не решающий!