З и н а. Клелия, говорю. Сокращенно — Кло!
Л е л я (растерянно). Это что же за имя? Французское?
З и н а. Ага! Я ведь в Париже родилась. Папа у меня там в посольстве работал. А вообще-то он граф! И дедушка тоже граф. Из военных. Он сейчас мемуары пишет. «Семьдесят лет на коне». Читали?
Л е л я (после паузы). За дурочку меня считаете? Что я вам сделала? Думаете, если вы художница, то можете…
З и н а. Сварщица я. Самая обыкновенная! Понятно? И ничего вы мне не сделали. За ребят мне обидно. Выходит, вы живете, а мы за вас вкалываем, как придурки? А еще киноартистка! Жизнь изучаете!
Л е л я. Никакая я не артистка!
З и н а. А кто же?
Л е л я. Да никто! (Уронив голову на стол, совсем по-детски, взахлеб, плачет.)
З и н а (опешив). Вот… Да вы что это?.. Ты что?.. А, Нелли?
Л е л я. Меня Лелькой зовут.
З и н а. Ну и хорошо. А меня Зинкой. Ну, брось, Лель! Не плачь. Ты из-за меня, что ли?
Л е л я. Нет…
З и н а. С Лешкой поссорилась? Да плюнь ты! Плакать еще из-за них, дураков! А может, серьезное что? Нашкодил и в кусты? А?
Леля поднимает голову.
(Увидев ее глаза, смущенно бормочет.) Чего-то я не то брякнула, да? Извини, подружка. Я по-простому. Дома плохо?
Л е л я (с трудом). И дома, и на работе.
З и н а. Обойдется! Смотри, носюра какая красная. И распух. Сейчас ребята придут, а ты зареванная. Пудру дать?
Л е л я. А есть?
З и н а. Что мы, не люди? Держи. Помаду хочешь? Ты какую употребляешь, морковную или потемней?
Л е л я. Все равно…
З и н а. Ну вот… Совсем другое дело. Так что с тобой случилось-то?
Л е л я. Долго рассказывать.
З и н а. Ну, как хочешь. Я ведь не набиваюсь.
Л е л я. Вы не сердитесь.
З и н а. А чего мне сердиться? Только ты мне не «выкай», а то на товарищеский суд похоже. (Прислушивается.) Кто-то по коридору топает… Твой, наверно. (Сворачивает бумагу, собирает карандаши.) Пойду, заставлю тетю Феню красный уголок открыть… Музей из него сделала. Без лектора не пускает.
Л е л я. Да вы… ты нам не мешаешь.
З и н а. Ладно. Я как-нибудь не первый год в общежитии живу… (Уходит.)
Слышен ее голос: «Где тебя носит? Гости ждут!» И ответ Алексея: «Знаю». Дверь распахивается. На пороге, с трудом переводя дыхание, стоит А л е к с е й.
А л е к с е й. Здравствуй!
Л е л я. Здравствуй, Леш… Ты что такой? Бежал?
А л е к с е й. Мне как сказали на вахте, что ты здесь, — не помню, как по лестнице маханул. Случилось чего, Лель?
Л е л я. С работы уволили… И мама…
А л е к с е й. Что?!
Л е л я. Плохо очень.
А л е к с е й. Сердце опять?
Л е л я. Сердце… А сегодня врачиха сказала: воспаление легких еще. Я двое суток около нее просидела, а мне на работе прогул записали… Бюллетень я, дура, не взяла… И уволили!
А л е к с е й. Что уволили — плевать! Вон на каждом углу объявления: «Приглашаем, приглашаем…» И работа у тебя неперспективная: скоро без кондуктора ездить будем… Уколы ей делают какие-нибудь?
Л е л я. Все время колют. А она глаза не открывает. И не ест ничего. Бульон куриный, говорят, надо… А какой тут бульон, когда… (Плачет.)
А л е к с е й. Пошли!
Л е л я. Куда?
А л е к с е й. Идем, говорю… Ах, черт! Денег у меня нет… Ладно, иди… Я сейчас.
Л е л я. Да погоди, Леша.
А л е к с е й. Иди, иди!
Почти силой выталкивает Лелю из комнаты. Несколько секунд стоит в нерешительности, потом подбегает к шкафу и один за другим выдвигает ящики. Найдя в одном из них деньги, сует их в карман. Дверь открывается. В комнату входит К о н с т а н т и н Т и м о ф е е в и ч Ш о х и н.
Д я д я К о с т я. Алеха!
А л е к с е й (резко обернувшись). А?!
Д я д я К о с т я. Я это. Ты чего испугался?
А л е к с е й. Показалось вам.
Д я д я К о с т я. За город я хотел тебя прихватить. Снег мне надо со своей хибары покидать. И воздухом бы подышали заодно. Знаешь, какая там сейчас красотища! Снег белый… И тихо! Поедем?
А л е к с е й. Не могу, дядя Костя. Меня человек ожидает.
Д я д я К о с т я. В юбке человек-то?
А л е к с е й. В юбке.
Д я д я К о с т я. Так бы сразу и сказал. Тогда, конечно, не по пути нам. А жаль. Идем, что ли?
А л е к с е й. Пошли…
Алексей и Константин Тимофеевич идут к дверям, в комнату входит Ш у р а, А н а т о л и й и В а с я.