В а с я. На ловца и зверь… Не уходите, разговор есть.
А л е к с е й. Не могу я сейчас.
Д я д я К о с т я. Его человек ждет. Не видели разве?
В а с я. Так это Леля внизу стоит? А я не узнал… Ну, беги тогда.
Алексей уходит.
А ты, Тимофеич, погоди!
Д я д я К о с т я. Электричка у меня…
В а с я. Успеешь.
Д я д я К о с т я. А в чем дело-то?
В а с я. Все в том же. Кузнецов мы прижали, а конструкторы артачатся: «Неинженерно обосновано».
Д я д я К о с т я. Бросьте вы, ребята, крохоборством заниматься. На сто граммов больше стружки, на сто меньше. Не за буфетом стоите.
Ш у р а. Кому бы про крохоборство говорить!
А н а т о л и й. Брось, Шура!
Ш у р а. А что, не так?
Д я д я К о с т я. Так, да не так. А в общем, что нам с тобой толковать: чужая душа потемки! Я тебе, Вася, вот что скажу: мне чертеж дают, я выполняю. На большее мне ума не отпущено. Можешь ты им хвост прижать — доказывай свою силу! (В дверях.) Что касается крохоборства, то в универмаге шапки ондатровые продают. У меня деньги в кубышке, пока откапывать буду, расхватают. А вам близко. Правду говорю. Хорошие шапки! (Уходит.)
В а с я. Как он тебя насчет кубышки! А, Шур?
Ш у р а. Носитесь вы с ним…
В а с я. А ты думала как? Раз-два — и человека слепила? Мы не боги, он не Адам! А шапки купить надо… (Идет к шкафу, открывает ящик. Не найдя денег, медленно задвигает его и отходит к окну.)
А н а т о л и й. Давай деньги! Мы сходим.
В а с я (после паузы). Да ну их к шуту, шапки эти! Опять у всех одинаковые будут. Помнишь, как с плащами?
А н а т о л и й. Точно! Ходим, как в цирке эти… ну, как их?
Ш у р а. Униформа.
А н а т о л и й. Вот-вот! (Помолчав.) Ты никуда вечером не собираешься?
В а с я. Вы, ребята, на меня не обижайтесь, но я сейчас за расчеты сяду. Слушай, Толь, а почему ты заявление на комнату не подаешь?
А н а т о л и й. Не хочу. Принципиально!
В а с я. Смотри, гордый какой! А ты, Шура?
Ш у р а. Успеется. (Анатолию.) Идем?
А н а т о л и й (вздохнув). Идем.
Анатолий и Шура уходят. Василий задумчиво стоит у окна. Потом опять подходит к шкафу. Открывает ящики, задвигает обратно. В комнату входит П а р е н ь в к у р т к е н а м о л н и и.
П а р е н ь. Малинин!
В а с я. Ну?
П а р е н ь. Одолжи денег до получки.
В а с я. Нет у меня.
П а р е н ь. Жмотишься?
В а с я. Говорю — нет.
П а р е н ь. Отдам ведь в получку!
В а с я. Слушай, ты… Тебе русским языком говорят: нет денег! Были и все вышли! Понял?
П а р е н ь. А чего ты заводишься? Жалко тебе, что ли? Шапки ондатровые выбросили!
В а с я. Уйди отсюда! Слышишь? Уходи по-хорошему, пока я тебя не изувечил. Шапка ему понадобилась!.. Я из тебя самого сейчас ондатру сделаю!
П а р е н ь. Да ты что?!
В а с я. Ну?!
Парень скрывается за дверь. Василий закуривает, ложится на кровать. Звучит фортепьянный концерт Рахманинова. Василий слушает. В комнату входит А л е к с е й. Увидев лежащего Василия, убавляет радио.
Не надо… Рихтер это.
А л е к с е й. Что?..
В а с я. Рихтер, говорю, играет.
А л е к с е й. Я думал, ты спишь…
В а с я. Нет. Не сплю…
А л е к с е й (после паузы). Ничего я в этой музыке не понимаю… Джазик — дело другое.
В а с я. Я тоже таким был. Тоня меня в Филармонию привела, а я заснул.
А л е к с е й. Какая Тоня?
В а с я. Практику у нас проходила. Тоже из Кораблестроительного. Только она на дневном была.
А л е к с е й. А сейчас где?
В а с я. В Николаеве работает.
А л е к с е й. А ты здесь?
В а с я. А я здесь…
Молчат. Отзвучали последние аккорды рояля. Диктор объявил: «Вы слушали передачу: «Играет Святослав Рихтер». Перерыв до двадцати часов».
А л е к с е й. Свет зажечь?
В а с я. Не надо.
А л е к с е й (после паузы). Вот… деньги я у тебя взял.
В а с я. Знаю.
А л е к с е й. Для Лельки…
В а с я. Не взяла?
А л е к с е й. Побоялась, что чужие. Мать у нее умирает. А в больницу не берут.
В а с я. Как это не берут?
А л е к с е й. Говорят, тревожить нельзя. А я так думаю, что не хотят себе показатели портить. Они ведь тоже перед начальством отчитываются. Ты понимаешь, Вась, ко мне она пришла, не к кому-нибудь! А я сделать ничего не могу! Плачет она все время…