Г л а ш а. Если так про любовь думать…
С т е п а н. Тогда что? Ну, что?!
Г л а ш а (не сразу). Тогда и жить незачем.
С т е п а н (растерянно). Жизнь-то при чем?
Г л а ш а. Если человек любовь с повидлом равняет, значит, ничего высокого у него в жизни нет. И жить такому человеку незачем. Лучше умереть.
Все притихли. Смотрели то на Глашу, то на Степана.
А он сидел на ящике, глядел в пол и чувствовал, как жаром наливаются у него щеки, лоб, уши, шея. И сидеть стало неудобно, как будто затекли ноги. И почему-то смотреть на всех стыдно! Разве о таком вслух говорят? Ну, сболтнул про повидлу эту дурацкую! Что же, он должен был при всем народе орать: «Ах, люблю тебя до гроба!»? И одной-то никогда не скажешь: язык не повернется. И чего говорить? Слепая она, что ли? Степан поднял голову и увидел Глашины глаза. Она смотрела на него так, как будто Степана здесь не было. Он даже подвинулся на своем ящике, чтобы оказаться напротив. А она его не видела. Не хотела видеть. Не было сейчас здесь никакого Степана. Не было, и все тут! Так они и сидели, молчаливые и растревоженные, когда в мастерскую вошел А л е к с е й К о л ы в а н о в. Сел на свободный ящик, провел ладонью по лицу, как после сна, и спросил:
К о л ы в а н о в. Закурить нет?
С а н ь к а (протянув ему самокрутку). Держи.
К о л ы в а н о в (после паузы). Горькая какая-то махорка.
Н а с т я. Может, хлеба хочешь?
К о л ы в а н о в. А есть?
Н а с т я. Немного. (Помолчав.) Ты чего такой, Леша?
К о л ы в а н о в. В Чека я ходил. Насчет запасных частей.
С т е п а н. Чека-то при чем?
К о л ы в а н о в. Выписывали нам запасные части. А сюда не довезли! Постарались гады какие-то!
С т е п а н. Инструмента тоже никакого!
К о л ы в а н о в. А без броневиков зарез. Плохо на фронте!
Появился П а в л о в. Невысокий крепкий человек в кожанке и коричневых крагах. Открыто улыбнулся.
П а в л о в. Привет, работнички! Вы что невеселые?
К о л ы в а н о в. Как с инструментом, товарищ Павлов?
П а в л о в. Я из них там всю душу вытряс! Понасажали, понимаешь, саботажников! А как с запасными частями, Леша?
К о л ы в а н о в. Будут.
П а в л о в. Вот и ладно! (Похлопал ладонью по кузову броневика.) А этого инвалида в цех. Рессоры будем наваривать!
С т е п а н. Не дотащить!
П а в л о в. А мы его, голубчика, на катки. А ну, взяли! Саня, захвати домкрат!
С а н ь к а (весело). Сделаем!
Броневик выкатили из мастерской. Санька с трудом поднял тяжелый домкрат и прислушался. На чердаке громко ворковали голуби.
Выходит, не приснилось! (Крикнул.) Федя!..
Ф е д о р (остановился у выхода). Ну?
С а н ь к а. Снеси домкрат, а? Я залезу, посмотрю… Слышишь, голуби на чердаке? Вдруг мои к ним прибились… Хоть одним глазком взгляну!
Ф е д о р. Лезь!.. А не свалишься?
С а н ь к а. Нет такой крыши, с которой бы я свалился!
Ф е д о р (засмеялся). Пацан ты еще совсем!
С а н ь к а. Я — член Союза молодежи! А вот ты почему не вступаешь?
Ф е д о р. Погожу. Я человек основательный. Разобраться мне надо что к чему.
С а н ь к а. Ну, давай! Разбирайся! А я — на чердак!
Федор вышел. Санька скрылся за ящиками.
Пауза.
В мастерскую вошел человек в защитного цвета френче, полувоенной фуражке с большим козырьком. Оглядел пустую мастерскую и недовольно поморщился. Вынул из кожаного портсигара папиросу, закурил, нетерпеливо посматривая на дверь.
Вошел П а в л о в. Увидел человека во френче, покачал головой.
П а в л о в. Неосторожно, Вадим Николаевич.
З а б л о ц к и й. Очередной встречи ждать не мог. (Вынул из портсигара еще одну папиросу, протянул Павлову.) Надо срочно переправить на ту сторону.
П а в л о в (щелкнув каблуками). Слушаюсь.
З а б л о ц к и й. Не надо так щеголять военной выправкой, штабс-капитан.
П а в л о в. Привычка.
З а б л о ц к и й. Могут отучить. И довольно быстро. (Помолчав.) Как успехи?
П а в л о в. Разборка броневиков идет полным ходом! (Усмехнулся и добавил.) Со сборкой придется подождать: запасных частей не будет.
З а б л о ц к и й. Ну-ну…