— А про меня… не говорил?
— Нее.
Матвей отвернулся, скрывая замешательство, стал прилаживать пояс с кинжалом.
— Ну ты как? Идешь?
— Иду, — ответил глухо. Есть не хотелось, но Матвею надо было чем-то заняться. Отвлечься.
По дороге к кухне он замер у окна, выходившего во двор.
— Что это?
— А это… Глеб с Митрохой, да Михалом — празднуют еще… поют-то как! Здорово, правда?
— А остальные?
— В казарме, наверное.
В кухне было светло и уютно. Дядька Василий выглянул из подсобного помещения, буркнул, что, мол, некоторые опаздывают, словно бояре.
Один из его сыновей тут же ложки поднес и по куску душистого — только из печи хлеба.
Мальчики подсели к котлу. Яков и Андрей чуть потеснились.
— Славко! Ничего не забыл, — одернул сына кузнец, — перед другом то не стыдно.
Вестовой, потянувшийся было ложкой к котлу, отдернул руку, перекрестился глядя на икону в углу. Матвей быстро последовал его примеру, чуть покраснев, оттого, что сам не догадался. Греча на молоке была удивительно вкусной. Только начав есть, мальчик понял, как проголодался.
Поблагодарил еще одного поварского сына, поднесшего ему кружку парного молока. Только отпив несколько больших глотков, поднял глаза на Славко, спросил:
— А молоко откуда?
Яков опередил сына, сказав:
— Так батя твой заезжал. Привез. Тебя будить не велел. Некогда ему было, торопился. Только с князем поговорил.
— С князем? О чем? — Спросил Матвей, спрятал в кружке молока вспыхнувший надеждой взгляд.
— Чего не знаю, того не знаю. Мож договаривался, когда еще привозить.
— Так это его отец был? — Удивился Славко.
Яков утвердительно кивнул сыну.
— А я не знал. Это ведь я его к князю отвел…
В коридоре послышались твердые шаги, и в кухню заглянул Марек:
— Вот вы где! А я уж думал, искать придется. Если поели, давайте-ка оба к князю.
Мальчишки вскочили тут же, с одинаковой поспешностью. Яков с Андреем обменялись понимающими улыбками, глядя им в след.
Когда, постучавшись, они вошли в приемный зал, князь ожесточенно спорил со Скворушем.
— Совсем голову из-за нее потерял?! Эта стерва просто играла тобой и ты это знаешь!
— Не будь ты моим другом и командиром… — прорычал Сашко.
— И что? — В голосе князя прозвучала сталь, взгляд стал угрожающим. — Может, и это забудешь. Так давай, я готов!
— Командир! — Сашко тяжело задышал.
— Черт, ты хоть понимаешь, что сделал? Полегчало? Весело теперь?
— Может мне прощения попросить? — Скривился русин.
— Княже! — Орлик кивнул на дверь.
— Надо будет — попросишь. — Адам отвернулся и почти шепотом добавил. — У себя же и попросишь, коль поумнеешь.
Скворуш вскочил и с мрачным лицом отошел к окну. На вошедших даже не взглянул. Застыл, упершись побелевшими кулаками о подоконник.
Мальчишки нерешительно замерли на пороге, только толчок Марека в спины заставил их пройти на середину. Матвею, под изучающим взглядом князя, казалось, что стук его сердца слышен всем. Не зная, куда девать руки, он положил правую на навершие кинжала, но тут же отдернул, спрятал за спину.
— Добро, — произнес Адам, кресло его выделялось среди остальных размерами и красивой резьбой. — Значит, ты — Матвей Ражаница?
— Да, — кивнул мальчик.
— Сколько тебе лет?
Матвей, кусая губы, оглянулся на Славко. Тот кивнул незаметно, отвечай, мол.
— Двенадцать, — выдохнул Матвей.
Борут разглядывал его тяжелым взглядом несколько долгих мучительных мгновений. Матвей почувствовал, как вспотели у него ладони, ноги, словно ватными стали. Ему казалось, вся жизнь его зависит от того, что сейчас скажет князь.
— В дружину хочешь? — Последовал вопрос.
Мальчик кивнул, потом опомнился, выдавил с трудом:
— Да, хочу.
— Как считаешь, Микола, нужны нам такие молодцы? — Голос князя стал почти веселым.
Матвей перевел взгляд на Орлика, почувствовал, как на глаза слезы наворачиваются. Если не возьмут, он никогда… Додумать не успел.
— Такие, — медленно произнес Орлик, его холодный взгляд не предвещал ничего хорошего, — такие нужны, княже, через пару годков толк будет.
— Что скажешь, Матвей? Будет из тебя толк? — Борут пристально смотрел на мальчика.
«Вот оно! — Матвей почувствовал, что краснеет. — Как ответить, чтоб поняли, чтоб поверили? Что давно не маленький!».
— Я и сейчас много могу! Не верите? — Воскликнул он горячо. — Из ружья могу стрелять, с тридцати шагов в дерево попадаю. И нож метать…
— Посмотрим, — усмехнулся князь, и тут же взгляд стал жестким. Он встал, и голос его зазвучал так сурово, что все внутри мальчика сжалось, он едва удержался, чтобы не сделать шаг назад. — А готов ли ты стать воином? Знаешь, что такое служба? Что такое война? Знаешь каково, держать на руках умирающего от случайной пули друга? Знаешь, как трудно будет учиться? Что это и взрослому нелегко выдержать. А я не посмотрю, что не можешь или не хочешь, никаких поблажек не будет. Готов ли ты убивать? Смерти в лицо смотреть? Не спать ночами, когда до боли хочется спать, продолжать идти, хотя ноги до кровавых мозолей стерлись? Молчать, когда хочется кричать во все горло? Готов ли к тому, чтобы голодать, испытывать жажду, холод, жару и не проронить ни слова жалобы? Готов исполнять приказ, даже если точно знаешь, что придется погибнуть?