Сашко обернулся, глянул недоверчиво на Борута. Но Матвей не смотрел ни на кого. Словно был только он и князь. Желание стать воином захлестнуло его всего. Губы его дрожали, но медлить с ответом не стал.
— Да! — Страстно выдохнул он.
— Понимаешь, что не будешь видеть родных подолгу? Что не будешь принадлежать себе? Делать что скажут, а не то, что хочется. Готов к тому, что за провинность — наказание, за предательство — смерть.
— Да! — Крикнул мальчик.
Адам минуту всматривался в побледневшее лицо мальчишки, ища хоть тень сомнения. Пожал плечом, опускаясь в кресло, произнес почти равнодушно:
— Добро! Раз все понял, могу только сказать, что назад пути не будет. Прежде чем ответить, подумай хорошенько. Подумай о сестре, об отце. Что почувствуют они, когда узнают о твоем выборе.
Губы мальчика задрожали. Перед глазами промелькнуло доброе лицо Марицы, суровое лицо отца.
Он до боли сжал кулаки, не отрывая глаз от князя.
— Матвей Ражаница. — произнес Борут, — Готов присягнуть мне на верность и служить до последней капли крови?
— Да! — ответил упрямо и сразу, словно бросался с обрыва вниз головой. Словно знал, что только это правильно. И ради этого момента жил все свои двенадцать лет.
— Быть по сему. Отныне тымой вестовой. Твойотец не против. Вот мой первыйприказ — Марш спать, завтра рано подниму. Обоих.
Матвей открыл рот, не веря своему счастью.
— Слушаюсь, командир, — звонко воскликнул Славко.
— Спасибо, — прошептал новоиспеченный вестовой, но тут же, слизнув с губ соленые слезы, добавил громче, — рад служить, князь.
— Ступайте, — устало улыбнулся Адам, — полно церемонии разводить. Марек бери брата, и проверьте дозоры. Микола, ты знаешь, что делать. Сашко останься.
Матвей шел рядом с другом по темному коридору замка. Казалось, что крылья выросли за спиной, хотелось плясать, свистеть, смеяться, выйти на улицу и спеть вместе с теми тремя.
— Славко, — произнес он, — а я вестовой!
— Ага, — кивнул тот, широко улыбаясь.
Утро обещало прекрасную погоду. Адам, проснувшись, не спешил вставать — за прошедшие три дня им удалось совершить почти невозможное, и сегодня он имел законное право чуток побездельничать. Вот так просто лежать, глядя в открытое настежь окно и вдыхая свежий, прохладный горный воздух. Даже думать ни о чем не хотелось. И только оголодавший живот предательски забурчал, настойчиво требуя съесть чего-нибудь существенного, вроде сыра с лепешкой и куска холодной говядины. Адам так ясно представил себе все это, что сил и дальше лежать не осталось. Поднявшись, он только подумал вызвать к себе вестового, как тот сам тихонько поскребшись, просунул голову в дверь.
— Князь, голубь почтовый прилетел с письмом от графа. — Сообщил он звонко, протягивая свернутый трубкой кусочек бумаги в миниатюрном тубусе князю.
В глазах мальчишки светилась горячая заинтересованность и отчаянное любопытство. Но Адам, разом посерьезнев, жестом отослал его из комнаты. Что в письме? Любые новости, лучше неизвестности, но хорошо бы они оказались добрыми. Вот только обычно все наоборот. Такие внезапные сообщения — почему-то всегда сулят одни неприятности. Вскрыв тубус, он аккуратно вынул листок, исписанный мелким, убористым почерком.
«Князю Боруту, кастеляну Чернагоры от герцога Людвига Шлоссенберга. Князь Адам, я помню, что вы не обещали мне войско, но сейчас мне до крайности необходима помощь. Немедленно выдвигайтесь со всеми силами к столице на соединение с моими полками. Если будет возможность — нанимайте горцев, обещая им плату по червонцу в неделю. Жду вас ко дню Космы и Дамиана — 1 июля сего 1647 от Рождества Спасителя нашего года.
И в самом низу, уже другим, куда менее аккуратно было приписано — Адам, я жду вас! Эти последние слова, особенно задели князя, но все же торопиться с выводами он не стал. Сначала надо все взвесить и обдумать. А подобно верному псу кидаться исполнять приказы или даже просьбы нового герцога ему и в голову не пришло.