— Вы хотели опустить руку Насинги в озерную воду, — с мягким грустным укором в голосе произнесла Серидэя. — А ведь алчное озеро… — она почему-то не договорила, будто испугалась. Задумалась о чем-то. Потом, глядя на Конана, продолжала: — Вам бы, конечно, удалось уничтожить меня, но и в Айодхью вернулась бы уже не прежняя Насинга.
И тут Конан увидел, что к нему несется Дарейна. Это был всего лишь мимолетный проблеск, ибо… еще какое-то неуловимое мгновение, и молодая ведьма уже была рядом с ним. Озлобленная, с горящими отчаянием глазами и прерывистым дыханием, она протянула руки к вендийской принцессе. Конан, признаться, не сразу сообразил, что должно было случиться. И только когда Дарейна вцепилась в девочку своими длинными худыми пальцами, намереваясь выхватить ее их рук киммерийца, он решительно оттолкнул ведьму. Она прошипела что-то и с еще большим неистовством бросилась в его сторону. Ее физическая сила не уступала силе Конана — в этом киммерийцу не раз случалось убеждаться, и потому сейчас ему стоило немалых усилий противостоять ей.
— Уймись же, Дарейна! — воскликнула Серидэя. В ее голосе теперь не было и оттенка привычной властности, скорее, молящая просьба. — Оставь Насингу!
Дарейна резко остановилась. Нервно передернула плечами. И, оторопело глядя перед собой, сдавленным прерывающимся голосом произнесла:
— Я… я убью девчонку… и тебя! Следующее мгновение — и она уже оказалась возле самой верховной хранительницы. Между ведьмами завязалась борьба. Она продолжалась совсем не долго, наверное, не больше пяти мгновений. Дарейна решительно стремилась столкнуть Серидэю с каменного уступа. Наконец ей это удалось. Верховная хранительница сорвалась вниз, но перед тем успев мертвенной хваткой вцепиться в саму Дарейну. Обе ведьмы стремительно неслись в пылающее огнем озеро. И только их тела коснулись пламени, как все озеро взволнованно зашипело, затрещало. Оранжево-красные язычки на миг взметнулись высоко вверх, по сторонам, так, что едва не задели по-прежнему стоявшего на каменных ступеньках Конана. А потом все вдруг затихло. Огонь в одно мгновение исчез, и озерная гладь стала, как и прежде, спокойной, неподвижной. Все озеро походило на исполинский камень ярко-голубого цвета. Конан взглянул на руку Насинги — перстень был пуст. Киммериец легко снял его с тоненького девичьего пальчика и с брезгливой небрежностью бросил его в озеро.
Глава XXVI
«Схватка над пропастью»
Конан легко нашел дорогу обратно, к ведшей наверх узенькой лестнице. Не без справедливой опаски поднялся по крутым неровным ступеням. И уже было собирался выйти наружу, когда дорогу ему преградили двое вооруженных мечами мужей.
Они стояли спиной к солнечному свету, и потому Конан не мог видеть их лиц. Одежда же выдавала в них вендийцев. Конан инстинктивно обнажил меч.
И хотя одна его рука придерживала у груди маленькую принцессу, другая — крепко сжимала рукоять оружия, была готова в любой момент отразить нападение.
Однако же незнакомцы вовсе не торопились предпринимать наступательные действия. Они чуть расступились. И между ними показался третий человек, худой, долговязый, с длиной шеей и маленькой головой. Конан сразу же узнал в нем принца Шэриака.
— Ну вот мы и встретились! — почти пропел Шэриак, и его самодовольный тон не предвещал ничего хорошего.
Не самая приятная встреча в моей жизни, — хладнокровно заметил Конан.
— Надеюсь, и последняя! — с ядовитой зловещей насмешкой воскликнул принц.
И в тот же миг стоявшие по обе стороны от него воины взмахнули мечами. Смело сверкнул несущийся им навстречу булатный клинок Конана.
Борьба была неравной, не только потому что Конану приходилось сражаться сразу с двумя противниками, но и потому еще, что одной рукой он по-прежнему придерживал у груди маленькую Насингу. К тому же площадка, на которой все происходило, была такой узкой, что один неверный шаг в сторону мог стоить сражавшимся жизни. Люди Шэриака нарочно двигались вперед, так, чтобы оттеснить отступавшего от их стремительных атак Конана к пропасти в скале. Ни их, ни стоявшего чуть в стороне и внимательно следившего за всем принца, казалось, нисколько не пугала возможная гибель девочки, королевской дочери. Впрочем, Конан небезосновательно предполагал, что именно смерти Насинги и добивался Шэриак.
Металл громко ударялся о металл, вызывающе сверкал в солнечных лучах. Учащалось дыхание сражавшихся. Движения становились все более порывистыми, отчаянными, порой даже хаотичными С губ срывались проклятия. Конан старался не отступать назад, и покамест ему это удавалось.
Но вот клинок одного из людей Шэриака взметнулся над его головой. Решительным молниеносным ударом Конан выбил меч из рук противника. Однако же стоявший неподалеку Шэриак ловко подхватил летящий меч и, не теряя ни секунды, бросил его назад. Воин поймал оружие, но не успел и взмахнуть им, как искусно увернувшийся от удара другого своего противника Конан смертельно поразил его в живот. И только окровавленный клинок вышел из плоти поверженного врага, как тотчас же понесся отражать нападение другого противника. Удар. Второй, третий… Оглушительно лязгал металл, и этот звук, как обычно, отзывался в Конане безудержным, опьяняющим подъемом сил. Еще один взмах двуручным мечом, и второй противник был пронзен в грудь.
Шэриак издал какой-то сдавленный звук. На мгновение его взгляд встретился со взглядом Конана, в нем были ненависть и вызов. Принц вынул из ножен огромный меч. Конан торопливо опустил Насингу у скальной стены, подальше от пропасти и, главное, от Шэриака. Обернулся к принцу. Мгновенный кошачий прыжок — и его булатный клинок метнулся в сторону противника. Снова была битва.
Шэриак сражался искусно (о, Конану было хорошо известно о боевом умении мужской половины вендийской королевской семьи!). Стремительно неслись друг к другу широкие обоюдоострые клинки, недружелюбно сталкивались и громыхали. Принц уверенно теснил Конана к пропасти в скале. Он был уже ранен, но ни силы, ни безукоризненная четкость движений, ни решительность атак не оставляли его. Глаза Шэриака сверкали злобной яростью. Мышцы немолодого светлокожего лица застыли в напряжении. Лоб блестел от пота.
Еще один вынужденный шаг назад — и Конан оказался над самой пропастью. Во взгляде Шэриака мелькнуло неумолимое злое торжество. С губ сорвался тихий смешок. Принц снова взмахнул мечом. И, уклоняясь от удара, Конан потерял равновесие и… сорвался вниз. Ему удалось ухватиться руками за висевший над пропастью каменный выступ. Падая, он несколько раз ударился об этот уступ, расцарапал в кровь лицо. И теперь чувствовал нарастающую с каждой секундой боль в ушибах, мучительное жжение на лбу, одной из щек, виске, вкус соли на губах. Он с трудом поднял голову и увидел над собой Шэриака.
Их разделяло совсем немного: уступ, за который посчастливилось ухватиться Конану, располагался у самой площадки, на краю которой и стоял преисполненный самодовольства принц.
Шэриак наклонился вперед. Его меч взметнулся и застыл в напряженной готовности к новому удару. Конан не сомневался, что удар этот предназначался его рукам. Надеяться на пощаду было нелепо. Конан опустил голову. Теперь он не видел Шэриака, не видел приготовленного к рубящему удару остроконечного клинка. Он ждал конца. Мгновение, еще одно…
И вдруг слух Конана уловил мимолетный, еле различимый свист. Сразу затем раздался короткий вскрик — Конан, конечно же, узнал голос Шэриака.
И что-то стремительно пронеслось вниз, мимо висевшего над пропастью киммерийца. Конан снова поднял голову. На краю площадки уже никого не было. Прошло какое-то время, и Конан услышал, (он не мог ошибиться) звуки чьих-то приближающихся шагов: кто-то поднимался по крутой скальной тропинке, то перепрыгивая с камня на камень, то вскарабкиваясь на высоченные уступы (Конан и сам недавно проделывал этот путь и потому хорошо помнил об его терниях).