Стоун, старый скотленд-ярдовский туз, уже девять лет как занявший свое беспокойное кресло, не был ни занудой, ни тупицей, какими часто изображают больших полицейских начальников в детективных фильмах. Не был он, впрочем, и блистательным сыщиком, снискавшим заслуженные лавры и мудро руководившим им же подготовленной сменой. Это был идеальный начальник: в меру умный, в меру строгий, изредка вспыльчивый, достаточно уверенный в себе. Он хорошо знал весь огромный штат своих подчиненных, то есть, разумеется, не знал по имени и в лицо каждого полицейского, но помнил все о каждом комиссаре, о проблемах каждого отдела, умел поощрять добросовестных сотрудников и наказывать за нерадивость, не вызывая ненужных обид.
Комиссар по особо важным делам Айрин Тауэрс была у него на особом счету. Ею он дорожил, понимая, что и таких сыщиков, и таких отменных бойцов в Скотленд-Ярде можно пересчитать по пальцам, даже, пожалуй, по пальцам на одной руке. Поэтому в определенных сложных ситуациях, когда его собственное мнение не совпадало с мнением знаменитой ищейки, Стоун давил в себе всплески задетого самолюбия и не чинил препятствий действиям Тауэрс.
Не стал он обижаться и на ее невольный укол — конечно, заядлые болельщики даже представить себе не могут, что возможно полное равнодушие к их любимому допингу…
Айрин оценила его снисходительность и принялась рассказывать так увлеченно, будто надеялась передать свою увлеченность шефу:
— Автогонки класса «Фортуна» проводятся шестьдесят лет. Начались именно в Англии, но первые сорок лет трасса проходила не в Килбурне, а вблизи местечка Сент-Мери-Мид, теперь знаменитого скорее благодаря Агате Кристи [7]. Это — самое увлекательное автогоночное состязание, потому что в нем нет никаких дешевых эффектов — прыжков машин на буграх, туч пыли, пересеченной местности… Здесь все зависит от качества машины, от мастерства и сил пилота. Поэтому справедливо считается, что в большой «Фортуне» сражаются двадцать лучших автогонщиков мира, хотя и туда попадают случайные люди, всякое бывает… Десять команд — это десять ведущих автоконцернов мира, создающих лучшее, на что способны их инженеры и конструкторы, — совершенную модель гоночного болида. Это — прообраз машины следующего столетия, и то, что вытворяют на трассе эти двадцать парней — по двое от каждой команды, по сути — испытание будущих моторов, будущих колес и шин, будущих скоростей. Они рискуют жизнью, но те, кто поедут на потомках их болидов спустя лет пятьдесят, рисковать не будут.
Впрочем, об этом никто не думает. «Фортуна» — просто великолепное зрелище, и десятки тысяч людей собираются его смотреть ради чистого адреналина. Каждый Гран-при проходит в три этапа. В пятницу — так называемые свободные заезды, когда пилоты показывают максимальную скорость, которую способны выжать из машины. Результаты этих заездов не засчитываются, но для престижа гонщика и его команды они очень важны. В субботу — квалификация: каждый гонщик делает один круг по трассе. И от результата, от того, с какой скоростью он прошел этот круг, зависит, откуда он возьмет старт.
— То есть что значит — откуда? — с неожиданным интересом спросил Стоун.
Комиссар нагнулась к его столу, оторвала листок от спиральной стопки бумаг для записей и, взяв ручку, нарисовала дорожку, на которой в шахматном порядке стояли десять крохотных машинок. Вторая носом доставала до середины корпуса первой, третья — второй, и остальные — точно так же.
— Вот, — сказала Айрин Тауэрс. — Это — стартовая решетка. Первое место на старте заезда называется поул-позишн. Его занимает тот, кто на квалификации показал самый лучший результат. Тот, у кого второй, стоит на полкорпуса дальше, и так далее. В момент старта все делают рывок, и первый стремится сохранить свое место и оторваться от остальных, а эти остальные рвутся каждый улучшить позицию, потому что обгонять на трассе очень нелегко. При старте бывают столкновения, вылеты, аварии. Впрочем, они бывают на любом отрезке заезда.
— И в каждой стране так? — уже с явным интересом спросил шеф. — Я слышал, что «Фортуна» проходит в нескольких странах. И везде такая вот дорога, как у нас?
— В двадцати. И все автодромы имеют свою форму, иногда очень сложную. К слову, наш, килбурновский, — один из самых трудных. Длина у трасс разная, но не больше шести километров. Поэтому и количество кругов на разных Гран-при различное. У нас их шестьдесят.
— То есть… — слегка испуганно спросил шеф Скотленд-Ярда, — этим сумасшедшим нужно пройти… Постойте, сколько же? Получается по три с половиной тысячи километров?!